папины, ты знаешь кого-нибудь?» Она внимательно смотрит на него, пытается заглянуть в глаза.
«Кто в коридоре танцует?» – тихо спрашивает он. Женщина оглядывается на проём в стене: «Танцуют? Чего ты боишься? Тебя здесь не обидят». Но он уже втянул голову в плечи как птица в перья, и голова упёрлась подбородком в грудь. Это обычная мгновенная защита! и надо ещё сразу закрыть глаза оставив еле заметной щёлочку, чтобы только чуть-чуть видеть пол перед ногами и тогда появится гул в ушах, и ничего другого – ни просьб, ни приказов – слышно уже не будет… Ну, не то, чтобы не слышно совсем, что-то слышно, но если не обращать внимание, то ничего как бы и не понятно, а раз так, то и отвечать не надо.
Папа что-то говорит, руками машет, видно, как губы шевелятся и даже зубы во рту видны – большие, крепкие, но не белые, как иногда в кино у сильно загорелых мужчин, сияющих ослепительной улыбкой… а как у лошади в каком-то мультике. «Бесполезно, – говорит мама, – он спрятался, надо подождать, – и ласково смотрит на папу, – не сердись, он тебя любит, просто мы тихо живём, а ты всегда так шумно-громко появляешься!»
Он тогда не в первый раз «спрятался» таким образом, но впервые понял, что прячется, что это его убежище и он в любой момент может туда сбежать и никто не поймёт, где он. Когда-то, где-то, в какое-то лето, на высоте чуть ниже второго этажа как раз напротив окна его с мамой комнаты старшие соседские мальчики соорудили шалаш на трёх деревьях, растущих рядом с домом, и он прекрасно видел все стадии возведения этого замечательно таинственного сооружения.
И как-то рано утром, когда во дворе никого, мама спит, тихо, и солнце вот-вот появится, он забрался в тот шалаш…
Видны окна и что в окнах, если нет занавесок, виден двор, видна улица, но чуть-чуть в створе домов, выходящих на неё, вот если пожарка заедет или ментовка вдруг остановится напротив или даже загородив въезд… отсюда будет всё видно сквозь узкие и широкие щели шалаша, но никто! не увидит, что он видит их!
Мама проснулась и сидит на кровати свесив босые ноги, а в окне выше этажом бородатый мужик мрачно смотрит во двор, опершись на руку, прижатую к окну, чуть пониже открытой форточки, вот кот вскочил на подоконник… мужик опустил руку погладить, а кот исчез, и мужик закрыл форточку.
И мамы нет, только смятая постель на пустой кровати…
Сузив глаза и подняв плечи, как бы втянув голову в них, он сразу чувствует себя как в том шалаше – и никто не может посмотреть ему в глаза, а если закрыть уши – ни звуков, ни взглядов с той стороны.
Папа что-то сказал сердито и из его перекошенного рта вылетели капельки… а мама нежно обняла папу, и они вместе вышли из комнаты в коридор.
«Я в шалаше, – тихо прошептал он, глядя им вслед через щели прикрытых веками глаз и добавил, – и вы меня не найдёте».
И теперь только вот так прижмурь глаза, как от яркого солнца, опусти голову и… даже дыхание замирает. «Никто! не сможет найти меня!»
А тогда, из школы, когда ноги сами несли его домой, и когда радость оборвалась, он просто не успел