меня. Его отец пал смертью храбрых в боях под Сталинградом, мать одна растила сына, дала ему образование, сын выбился в люди. Приносит пользу обществу. А я? Лучше не вспоминать. Еще братец этот! И откуда он взялся?! Впрочем, откуда взялся понятно. А вот зачем, неясно. Не для того же он приехал, чтобы благотворительностью заниматься. Хотя может именно с этой целью и прибыл. Сейчас это очень модно и престижно.
– Ты прибыл заняться благотворительностью?
– С чего ты решила, – ошалел братец. Даже остановился.
– Так бумагу оплатил редакции…
– Это ради любимой сестренки, – ехидно ухмыльнулся Генрих, – не надоело за гроши горбатится? Хочешь, деньжат подкину? Сколько тебе надо?
Мы уже вышли из здания редакции и вышагивали по тротуару.
– Нисколько. У меня своих достаточно.
– Достаточно для чего? В кафе перекусить? Или может быть в Париж слетать?
– Ну почему он меня так раздражает? Родственник же! Сын маминой родной сестры. Мне же ничего не стоит рассказать ему, что часть Лялькиных супермаркетов принадлежит мне, как инвестору. Я вложила в Лялькин бизнес деньги, которые получила фактически случайно. (Об этом подробно описано в книге Я – дура). Мой ежемесячный пассивный доход очень большой. Хватит не только в Париж слетать, но и в Куполе – лучшем ресторане на Елисейских полях, ежедневно ужинать. А работаю я, потому что люблю свою работу.
И делаю ее с удовольствием. Но говорить об этом братцу не хотелось.
– Ты чего, господин миллионер, ко мне, нищенке, прицепился?
– Так помочь хочу.
– А я просила о помощи?
Братец ухмыльнулся:
– Так в семье не принято просить. Надо просто помогать.
И только тут я обратила внимание, что он не просто хорошо говорит на русском языке. Он разговаривает на нем свободно, как будто рос в русскоязычном окружении. Иностранный акцент в его речи просто отсутствует.
Это было очень подозрительно. Хотя, может быть, я просто придираюсь. Ну не нравится мне братец. И все тут. Помогать он приехал! А где он и семья были, когда погиб папа и мама от горя почернела?! Я тогда училась в 10 классе. Папа разбился за неделю до моего выпускного вечера. Мои одноклассники гуляли в ресторане. А мы с мамой слезы лили на кладбище. И кто нам тогда помог? Никто! Папин сводный брат да мачеха тенями бродили возле нас, боясь громкое слово сказать. К жизни нас тогда вернула Лялька. Выпускной бал она, конечно, не пропустила. Но традиционно встретив рассвет, она притащила весь мой класс к нам домой. Двадцать подростков шумной толпой ввалились в наш мрачный дом. Они старались громко не разговаривать, не шуметь, зная, что из этого дома только вчера вынесли гроб и горе притаилось в каждом уголке. Но это у них плохо получалось. Жизнь для них только начиналась, настоящая, взрослая, полная надежд и уверенности, что нет в мире такой вершины, которую они бы не смогли покорить. Накрывая им стол, мама делала все автоматически, украдкой утирая слезы. Никто есть не хотел. Зачем Лялька