зори-сны
Казнить…
Сгинули ночью чёрной
Жечь листопадом чёлны,
Удел скитать.
Прощать всегда —
Кто же вплёл…
Июнь 1991 г.
Как любил
Вечер бросался в ноги тебе,
Жадный, за пядью пядь,
Буйство лесов, угар степей
В горсть обуздать.
Смелый в ладонях угли держал,
Звал голоса.
Крылья стрекоз, века Стожар[171],
Трут и кресало.
Где аукали долю ухари —
Там посмеешь знать.
Приходи ко мне теплотой камней,
Обручами сна.
Кольца горячие пьют ручей,
Жаждой помолвлены.
Звон высек в скалах плеск очей —
Горе Луны.
Ивы шептали покой земной,
Стрежень молвой пугал.
Искры сулили свет иной
Плетью закала.
Зори росные,
Дарит сизый дым
Зеркала-берега.
Околесицей,
Белой лестницей
Пропадать в облака.
И не петь цветы
У прогалины —
Отцветут без меня.
Как тебя любил,
Знают горький ил
Да молва-Иня.
Где проплакали
Грозы пахари —
Осень жалит осой,
Лишь седой упрёк
Гонит поперёк
Пеленать стон лозой.
Июнь 1991 г.
Досталось
Мне достались искрами
твои густые очи.
Грозы эхом рыскали
Июль напролёт
Сверить молнией оплёт
Робеющих вотчин.
– Иди-ка ты, мил человек,
Душу не трави!
Слабый выдох паданиц[172]
Кроил размах полотен,
День урочил: «Падай ниц —
С пелён не пойти».
Выстудил горячий тын
Поднять парус лодей,
Сечь вёслами вычуры вех
В зарево равнин.
А ты пришёл взять всё тёплым,
Звать свистом добрым,
Но пусто вокруг:
Взору темнеет дно
Тиной веки укрыть,
Щеки упрятать в ил.
Горько, горько знать истому!
Запах дома в кулаках
Просит вернуться,
Смять в недоуздок
Скулы косые ремнями древними,
Бронзой одеть
Юный задел мятежный.
Зреет печаль уёма[173].
Судит разлив окоёма,
Жалят обиды вести:
Радость испуг заневестил, —
И выдали даром.
Слёзы рвёт плетью
Ветер столетий
Выголить локоть,
Держать одиноко
Огонь.
Июль 1991 г., Москва
Вслед за мной
Гулял до срока,
Не чуял око,
Игрался в травах пьяной молитвой.
Угроз не ведал,
Лукавил веткой,
Стрелой лохматил сумраки рытвин.
Нашёл в ночи
Исход начин,
И поплыла голова…
Ладонью