интонации сказал официант, пошел за бутылкой, быстро принес ее и безо всяких идиотских ритуалов с нюханьем пробки налил мне и Лере.
Может, «Моллюск» и перестал быть популярным, но сохранил профессионализм.
– Ой! Мы что, выпьем?
– За Юлю! – Я чокнулся с бокалом Леры и выпил свой. – Чтобы мы поскорей нашли ее!
Лера поправила подделку под классические прямоугольные «Картье» – скорее всего, «Массимо Дутти»: их выдавал ненастоящий крокодиловый ремешок, – и тоже сразу взяла свой бокал.
– «Шабли»! Мое любимое! Тебе надо как-то отвлечься… – Лера допила и откинулась на спинку кресла, колыхнув крупными ненастоящими сиськами под черным шелковым платьем – из тех, что обычно надевают в театр или на встречу выпускников «двадцать лет спустя».
«Уж не с тобой ли?» – подумал я и налил еще.
– Валера, тебе не надо винить себя за то, что она пропала. Ты не виноват!
– Да нет…
– Я знаю: ты не виноват. Тебе сейчас надо… переключиться. Ну и, конечно, думать только о том, как найти Юлю.
Два противоречивых послания от мастера пассивной агрессии!
– Ну да…
«Вот у нас в Омске говорят “даˮ или “нетˮ. Говорят “наша квартираˮ, а не “ееˮ или “егоˮ. И неважно, где ты живешь: ближе к тракту или к стадиону».
– Юлю на самом деле зовут Джамиля.
– Что?
– Она изменила имя. Думала, так счастливой станет. Не-а! Помню, как у нас был праздник: отца за что-то наградили. Юля вдруг встала – за столом еще чокаться не перестали – и объявила, что хочет покреститься и изменить имя. В паспорте изменить! И покреститься! Представляешь? Это в мусульманской семье! Хорошо, что мать к тому моменту уже напилась и ее увели.
– Значит, правда…
– Что?
– Что мать была алкоголичкой и ее куда-то уводили.
– Ну, правда… А ты откуда знаешь?
– Из… – я не стал продолжать, а то еще придется пересказывать Лере дневник. – Мне Юля рассказывала.
Принесли еще вино и морепродукты.
– А как тебя зовут на самом деле?
– Гульнара.
– Гульнара? А почему ты называешь себя Лера?
– Как это почему? – удивилась Лера. – Потому что Гульнарой быть стыдно! Ты бы тогда как меня называл? Гуля, Нара?
Я почувствовал что-то опасно-кокетливое в этом «как бы ты меня называл».
– Лизетта.
– Ну, почти. Когда мы жили на севере, наш отец спас французского путешественника: его самолет разбился, но сам он выжил и дрейфовал на льдине. Папа полетел по вызову в буран, сел на ту льдину и забрал его. Француз подарил ему часы и сказал, что расскажет своей только что родившейся дочери, как его спас русский летчик. Папа сказал, что тоже ждет дочку – меня, и спросил, как тот назвал свою. Оказалось, Лизетта, как в той песне: «Лизетта, Мюзетта, Жанетта». Папа вернулся и хотел назвать меня Лизетта, но мама, конечно, сказала «нет».
– А чем тебе Гульнара не нравится?
– Гульнарой быть стыдно. Но я ко всему готова! Я же дочь летчика!
– При