дают сформулировать вопрос.
И на губах, стягивая все мышцы, продолжает держаться улыбка. По инерции, ибо звонок Дарийки прервал рассказ дяди Влади, которого вместе с тетей Ингой и бабичкой я вытащила в ресторан.
И тихая музыка продолжает играть.
Танцуют пары, разговаривают люди, плещет смех, и вышколенные официанты призраками скользят между столами.
Мир не замер.
Замер только дядя Владя.
Посерел, а тётя Инга неловко опустила бокал на стол, расплескала багряное вино на белоснежную скатерть, и отвести взгляд от медленно расползающихся дрожащих капель не получается.
И движение нашему миру возвращает звонкий стук ножа о тарелку. Он заставляет вздрогнуть, посмотреть на бабичку.
– Вещи и аэропорт. Я вызову такси и закажу вам билеты, – она говорит невозмутимо, поднимает голову, и этого хватает, чтобы около стола по волшебству материализовался официант.
– Что с Димычем? – слова всё же находятся, и я, забывая, что при официантах о личном не говорят, спрашиваю.
Криком, который оказывается шёпотом.
– Идёт операция, – дядя Владя отвечает не менее тихо.
– Кветослава, ты задаешь глупые и неуместные вопросы, – бабичка режет недовольным взглядом и губы на мгновение поджимает.
Вот только в первый раз её недовольство меня не трогает.
– Я не понимаю… – я повторяю и не понимаю.
Димка попал в аварию, сейчас в больнице, операция ещё идет.
Так сказала Дарийка.
Всего десять слов, но я не понимаю.
Не верю и не осознаю.
Какая авария? Зачем операция? И зачем больница?
Точнее да, операция – это всегда в больнице, на металлическом столе и под ярким светом холодных ламп, но… мысли разбегаются и логика не выстраивается.
Я сбиваюсь.
А бабичка даёт пощечину.
– Возьми себя в руки, Квета!
Возьму.
Уже взяла, поскольку сижу и раскачиваюсь, мерзну и руками себя обхватываю.
– Пани Власта, это не поможет, – голос тёти Инги раздается где-то рядом и невозможно далёко одновременно.
Ударяет в нос запах знакомо-незнакомой горечи, и зубы неожиданно стучат о стекло, выстукивают дробь.
Больно.
– Пей, – тётя Инга велит.
И не послушаться её мягкого голоса не получается, поэтому пью я залпом. Кашляю и дышу, запрокинув голову, через раз, цепляюсь за ледяные руки тети Инги, не даю ей убрать уже пустой стакан.
– Как Димыч?
– Операция идёт. У нас вылет через час.
– Как авария… как это… как случилось, произошло, было…
– Ещё никто и ничего не знает, Вета, – тетя Инга улыбается блекло, приседает передо мной и отводит почему-то влажную прядь волос от моего лица.
И головой я мотаю, жмурюсь до боли.
Требую ожесточенно:
– Но он ведь поправится? Всё будет хорошо? Тётя Инга?!
Будет.
Должно быть.
Вот