в беде. По-твоему, мы должны их бросить?
– Ты ещё скажи: предать, – зло бросил Гордон.
– Я так не скажу. Но ты пойми. Пока Вейцлер видит Солдатова по воскресеньям, у него остаётся надежда, что мы знаем о его положении и думаем, как его спасти. И представь его состояние, если Солдатов не появится в условное время. Что он будет думать о нас? А ведь он про нас не сказал ни слова.
– Это ещё неизвестно.
– Что?! – Павел, наверное, бросился бы на Гордона, если бы стоящая рядом Ирина не схватила его за руку, возмущённо заявив:
– Вы не имеете права так говорить!
Павел, переводя дыхание, старался взять себя в руки:
– Я тебя знаю давно, но если ты сейчас же не извинишься и не возьмёшь своих слов назад, я с тобой дел иметь не буду.
– Даже так? – усмехнулся Гордон.
– Так.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, пока Гордон не нарушил молчание:
– Ладно. Я извиняюсь и беру свои слова назад… Тем более что вы меня неправильно поняли. Я отнюдь не собирался выражать недоверие Вейцлеру…
– По-другому тебя понять было трудно.
– И тем не менее. В данном случае я выражал общее мнение комитета: те, кто побывал в лапах охранки, нуждаются в серьёзной проверке. Не будем недооценивать своих врагов: ломать людей они умеют. Я, как и вы, верю Вейцлеру и верю, что на бульваре он подаёт нам сигнал. Но в охранке тоже не дураки и в конце концов поймут, что он водит их за нос. И потом – чисто теоретически – на один, даже на полпроцента разве нельзя допустить, что Вейцлер сломался?
– Нельзя!
Гордон покачал головой, взглянув на Павла:
– Твоя вера в товарищей вызывает уважение. Но… в комитете уверены: недавний разгром боевой группы (а другого слова не подберёшь при всём желании) не мог быть без провокатора в ваших рядах. Следовательно, можно предполагать, что кого-то из «наших товарищей», – Гордон с нажимом произнёс два последних слова, – охранке удалось завербовать. Ты допускаешь такое?
Он взглянул на Павла, тот пожал плечами:
– Исключать нельзя.
– Вот именно что «нельзя». И таких людей надо выявлять и безжалостно карать.
– Я с тобой согласен, – согласился Павел и упрямо добавил: – Но Вейцлеру я верю.
– О, майн гот! – всплеснул Гордон руками. – Я тоже ему верю. Но сможем ли мы осуществить эти два акта? Нет. Потому что освобождение Вейцлера с семьёй всю полицию поднимет на ноги. И совершить второй акт мы не сможем.
– Но освободить товарища, причём с семьёй, – разве этого мало? – воскликнул Павел.
– Это много, – согласился Гордон. – Но одинаков ли будет резонанс в обществе от убийства тирана, у которого по локоть руки в крови, или от освобождения одного рядового члена организации. Нам сейчас важнее резонанс в обществе.
В присутствии Ирины, которая, как это чувствовал Павел, разделяла его позицию, он решил идти до конца:
– Резонанс в обществе, согласен, для нас очень важен. Но здесь, не в Париже, – подчеркнул он сознательно, – для каждого члена организации очень важно