никто?
– Да вот так. – Гильем пожал плечами. – Я слышал эту кансону не один раз, ее было легко запомнить.
– Почему? – С любопытством спросил Пегильян.
– Она… она как один вздох, как взгляд – бедные, иссеченные дождем ветки, и человек, такой же измученный, шалый и счастливый. Вот только конец мне не нравится. К чему тут нож и кусок? Как на кухне, – и Гильем поморщился.
Гости засмеялись.
– Даже если ты легко запомнил слова, – не унимался Письмецо, – как же музыка? Ты так уверенно вел мелодию, не сфальшивил ни разу!
– Не смущай его, парень, – вмешался еще один спутник трубадура, – не так уж он и хорош. Голос не поставлен, звучит слишком тихо, неуверенно, а финал он и вовсе зажевал. Не понравилось ему, смотрите-ка, экий знаток! Его никто не учил, это очевидно.
– Но поправимо. – Пегильян подмигнул Гильему. – В школе Омела. Послушай, дружок, Господь щедро одарил тебя, и было бы грешно пренебречь его волей. Сегодня праздник у Письмеца, – услышав это, юноша приосанился и выпятил подбородок, – с сегодняшнего дня он уже не жоглар.
Гильем покраснел. А он-то разливался о ничтожестве жогларской братии…
– Завтра он отправляется в странствие в одиночку, в компании своих песен и виолы, и покидает меня, сирого и убогого. Но, сдается мне, без жоглара я не останусь. Думаю, трех лет в Омела будет достаточно, чтобы ты смог занять место Письмеца. Ты поедешь со мной?
Ответ был столь очевидно написан на лице Гильема, что трубадур чуть не засмеялся.
– Valde bona. А теперь пой!
Я смолчал бы. Не сказал бы ни слова.
Но – в смехе твоем звон золотого
Лимона, а на груди – капельки сока звездного.
Я смолчал бы. Но, наверное, поздно
Они разошлись поздней ночью, когда трактирщик Камарго, чтивший законы города, наотрез отказался продавать им вино, благо винный колокол уже прозвенел. Пегильян, отложив разговор с хозяином «Кабаньей головы» на утро, отправился спать, его гости отправились восвояси, один лишь Письмецо, явно хвативший лишнего, остался сидеть за столом, уронив голову на руки. Трактир опустел. Гильем, все еще не веря в истинность намерений трубадура, машинально принялся исполнять свои каждодневные обязанности: вымел из-под столов объедки, собрал миски и бокалы – утром он намоет их как следует. Пора было запирать двери. В эту минуту его окликнули.
– Эй, парень, подойди-ка сюда. – Гильем оглянулся – это Письмецо, подняв отяжелевшую от выпитого голову, звал его.
– Подойди, пока я еще не уснул. Ну и вино у вас в Каталонии, кровь Господня, – и он с силой протер глаза кулаками. – И зачем я столько выпил? Традиция или дурость?
Гильем присел напротив вчерашнего жоглара.
– Ты и впрямь собрался уйти с мэтром Пегильяном? О, понимаю, сбывшаяся мечта… Уважаю. – Новоиспеченный трубадур икнул. – Тогда прими пару советов. Для начала – не будь таким наивным, братец! Твое счастье, что песня