в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд…
Вот что сказал ей Борис Леонидович. «С поэтами сегодня творится что-то странное», – вполголоса пробормотала она.
– Да-да, вы тоже заметили? – услышала ее Инга. – Весна, наверное.
– Да, весна. Совсем уже весна, – согласилась Надя.
7. Личные заграницы
Вадим позвал Надю сходить вместе с ним на семинар Борисова на обсуждение Веры Мартыновой, поэтессы, которая ему нравилась. «Пойду под твоим прикрытием, – полушутя-полусерьезно сообщил он Наде, – чтобы никто не догадался, почему на самом деле я пришел». Однако маневр Вадима не удался: стоило ему только поздороваться с Верой, Эмиль Викторович тут же произнес: «Прощай, поэзия, да здравствует любовь!» Студенты сдержанно захихикали, а Вера, к радости Вадима, улыбнулась скорее счастливо, чем смущенно.
О мастере Борисове говорили разное. Кто-то считал его странным буддистом, кто-то – лучшим преподавателем, но в целом ученики рано или поздно сходились в одном: все, что мастер говорил об их творчестве или жизни – верно. Причем Эмиль Викторович никогда не давал прямых советов, как поступить, что сделать, каким образом исправить ту или иную строчку. Казалось, этот человек говорит загадками, но на самом деле его слова были ясными и простыми. «Искренность – причина мастерства», – любил повторять Борисов на своих семинарах.
Надя села рядом с Барсуковым – они столкнулись в коридоре и тот увязался за ней и Вадимом. Сегодня Толя ее особенно раздражал. Наде было с ним скучно. А женщина скорее простит мужчине отвратительный характер, чем скуку.
Перед тем, как Мартынова приступила к чтению, Эмиль Викторович напутственно сказал: «Главное – не спешите. Я уже говорил о ценности звука. Если стихотворение прозвучало соединенное с тем самым дыханием, которым написаны эти стихи, вы тогда изменяете пространство уже при чтении. Вносите в него гармонию. Пожалуйста!»
Стихи Веры показались Наде излишне образными, но не лишенными живых эмоций. Об этом же говорила девушка, поэтесса Ирина Старинова, выступавшая первым оппонентом – невысокая брюнетка в черной кофте с глухим воротником. Она начала со слов: «Есть такое высказывание, что чувства – это повзрослевшие эмоции, и автор очень тонко чувствует этот мир…»
– А как эмоции переводятся на русский язык? – тут же спросил Эмиль Викторович. – И где вы прочитали такое высказывание, очень интересно?
– В учебнике по психологии, – ответила Ирина, и семинар негромко засмеялся. Но Иру это не смутило: – Ну вот у меня чувство – это нечто молчаливое, неподвижное, то, что внутри, но очень сильное. Чувства глубже эмоций, это два разных понятия, – продолжила она.
– Это два разных языка, – будто бы невзначай заметил Борисов, – корень каждого русского слова обладает энергией, а в иностранном слове этой энергии для нас нет, потому