Кайши и уже потом отправить донесение в Центр. Однако встретиться ему с Мао не удалось. Секретарь Мао Цзэдуна и он же помощник по вопросам гражданской администрации Жэнь Биши сказал, что Мао Цзэдун не может его принять.
– …Он не здоров, товарищ Сун Пин, – пояснил Жэнь Биши. – Приходите в другой раз… Дня через два-три…
Каково же было удивление всех, когда на другой день к дому подъехала машина Мао Цзэдуна в сопровождении дюжины конных маузеристов, и из машины вышли Мао Цзэдун и Цзян Цин.
Выйдя из машины, Мао осмотрелся во дворе и что-то сказал Цзян Цин. Та кивнула головой. Затем Мао указал на вершины гор. И снова Цзян Цин кивнула.
Наблюдая за этой сценой через приоткрытое окно, Алеев сказал:
– Семейная гармония… Однако, Пётр Парфёнович, пора и вам на выход, – шутливо добавил он.
Завидев встречающего их Владимирова, Мао Цзэдун широко улыбнулся и взяв Цзян Цин под руку, сказал:
– Товарищ Сун Пин, это она уговорила меня бросить все дела и ехать к вам, да ещё по такой жаре.
Слова Мао прозвучали и как объяснение, и как предупреждение о том, что никаких деловых разговоров не будет.
Владимиров пригласил Мао и Цзян Цин пройти в дом.
Маузеристы тут же разошлись по двору и стали у двери и под окнами.
– Могу угостить вас чаем, – предложил Владимиров.
– Мне, если есть, холодный и без сахара, – попросила Цзян Цин.
– Мне тоже холодный, но с сахаром, – ответила Мао.
Осмотрел комнату, задержал взгляд на книжной полке, одобрительно хмыкнул и произнёс:
– Блаженство тела состоит в здоровье, а блаженство ума в знаниях.
Кивнул на чашку с чаем, поданную Цзян Цин, Мао чуть насмешливо добавил:
– Я и без сахара сладкий, а вот тебе не мешало бы немного сахара добавить… – И вдруг поинтересовался: – А где ваш радист Риммар?
– Дежурит у радиоприёмника, – ответил Владимиров. – Позвать?
– Нет, нет!.. Не надо, – ответил Мао. – Я знаю всех ваших товарищей… Смотрю, его нет… – И сменил тему разговора: – Я как-то раз был в этих, в горах. Есть красивые места. Особенно на южных склонах, где много акации. Когда она цветёт, голова идёт кругом… Да! Товарищ Сун Пин, вот что у меня всё время не выходит из головы… Вы как-то назвали мне имя европейского философа Гегеля и сказали, что он критически относился к учению Конфуция. Я читал Гегеля. По его умозаключению, в учении Конфуция нет ничего, чтобы заслуживало внимание и способствовало очищению морали. Но это в корне неверно! – Мао сделал несколько глотков чая, тыльной стороной ладони вытер губы и продолжил: – Учение Конфуция – это образец мудрости, свободного от европейской метафизической мишуры. Я полагаю, вы со мной не можете не согласиться?
Вопрос был явно провокационный. Владимиров это понял сразу и потому с предельной осторожностью ответил:
– Мои познания в области учения Конфуция ограничены институтской