вас так отвлекло, что вы намеренно отказались от посещения нашего пустякового собрания? Неужели всему виной чертополох?
Адам удивился.
– Сэр, вы в самом деле хотите это знать? – спросил он.
– Отчего вам кажется иначе? – скрипнул зубами Кочински.
Адам пожал плечами.
– Утомительно, должно быть, всё знать.
– А вы считаете, я знаю всё?
– Уверен, сэр, вы знаете абсолютно всё, что обязан знать руководитель такого масштабного учреждения, что уже немало. Поэтому не пойму, к чему вам информация о том, в каком направлении растёт сорная трава – на север или на юг? Вы же не ботаник. Сэр…
На лбу Милека Кочински выступили капли пота.
– Кроме того, мистер Дарт сообщил мне причину собрания.
– И вы нашли её недостойной вашего присутствия?
– Наоборот, я считаю такие собрания весьма полезными. В прошлый раз, к примеру, когда пропал кот мистера Секвойи, мы узнали, что ваш сын, сэр, прекрасно готовит кошек. Вы сами сказали за обедом, что еда была прекрасна.
Кочински побелел. Я уже с интересом и любопытством наблюдал за поединком. Прежнего беспокойства как не бывало. Кочински – слабак против моего Адама.
– А семестром ранее, – спокойно продолжал белобрысый, – когда вы сослали нас чистить отхожие места за потасовку в лаборантской, ваш сын наглядно продемонстрировал непереносимость старинным гобеленом бензотриазола и курения в аудитории. Вы многое узнаёте о Тео на таких собраниях, сэр. Это замечательно. Там, откуда я родом, связь отца и сына не так сильна и по большому счёту заметна лишь по фамилии.
Милек Кочински отвернул голову, сосредоточив взгляд на стуле.
– Поэтому я остался в своей комнате.
– Поэтому? – Кочински вытянул лицо.
– Я решил, что сегодня побуду вашим спасательным кругом, тем более мне не терпелось подобраться к чертополоху более основательно.
Адам поправил очки.
– В прошлый раз у вас уши горели, сэр, – объяснил он. – Мне стало вас жалко, вы словно хотели сквозь землю провалиться. Я в этот раз остался в комнате, чтобы в критической ситуации вы имели бы достойный повод, не теряя лица, исчезнуть с собрания куда-нибудь подальше от очередной выходки Тео. И как я понимаю, сэр… ваши уши…
Я машинально посмотрел на предательские уши проректора – их будто бы в малиновое варенье окунули.
Кочински заметил мой взгляд, он растерялся, как школьник.
– Вам же требовалась соломинка, сэр? – говорил Адам куда-то в пол.
Затем он поднял голову с зачёсанными набок светлыми, как выжженная на солнце спельта[22], волосами, добавив:
– По правде сказать, я завидую Тео. Если бы вы были моим отцом, я не посмел бы вас в чём-то обвинить. Если только не существует статьи закона о чрезмерности отцовской любви. Я не знаю. В этом у меня нет опыта.
Я закусил губу. Адам поразил меня. Он лгал, намекая, что отец его не любил. По крайней мере, я так понял. Мне всегда казалось, Адам злился на отца за то, что тот не взял его с собой в Сопротивление,