ароматов городского рынка и близкого океана, обдавал лёгкой прохладой вперемешку с пылью молодого атлантиида и саму Эхотею. Сейчас она делала это нарочно, будто испытывая юношу, ведь, если посетителю лавки будет неприятно, то он так о том и скажет, выразив недовольство. Вопреки смутному ожиданию, состоятельный покупатель лишь мило улыбнулся и снова покраснел.
– Странный он, – подумала ливианка, работая, – возраста же моего титаниды сын этот знать не может, лица моего никогда не видел он, да и здесь на рынке меня не видел толком никто, пустила слух даже я, что уродлива и лицо обожжено моё. Неужели мать его не даёт возможности ему с рабынями развлекаться, дабы смог он в искусстве любви супружеской преуспеть, прежде, чем в мужья его отдадут богачке какой-нибудь? Быть может, мать бережёт невинность его для брака особого? Бывает здесь такое, когда юнцов таких богатых и неопытных в мужья отдают таким же девам неопытным из семей знатных. Считают тут, что браки такие устойчивы более и стать моногамными способны, нормы этические повысив.
Она почти отмерила тридцать локтей и принялась разглаживать складку для отреза.
– Ну, да, – продолжала думать Эхотея, занимаясь делом, – думают они, что общество исправить их моногамия насаждаемая поможет. Глупцы! Не исправить этим… Любовь искренняя и чистая исправляет только. Между женщиной и мужчиной любовь в сути своей моногамна, как на родине моей, пусть там тоже не благополучно всё, мать мне рассказывала, а любви-то здесь вот мало, нет почти. Юнец этот разве что в меня влюбился явно. Дурашка, любить искренне позволит кто ж тебе? Титаниды благородной сын же ты, атлантиид ты, а не ливианец. Меж атлантиидами и ливианцами или арибийцами чёрными связь пресекается всячески, а, если дети и рождаются от отношений этих, то выродков таких сразу кидают со скалы высокой в прибой пенный. Акулы голодные всегда, ну и спруты, да крабы доедят остальное. Атлантиидов раса чистой от чужой крови быть должна. Считают так они. Ладно, смотри на меня, меня всю всё равно не увидишь, а, если попытаешься против воли моей, то Света Богиней клянусь, кинжала острых оба своих себе в грудь вонжу и в миг последний жизни моей увижу, как кровь младая моя брызнет на лицо твоё милое и на хитон белоснежный твой. Тебе не достанусь я! Никого не убью больше я, порождает зло ведь зло только, а если в мире этом иначе никак нельзя, то не место мне в мире этом.
Свернув заказанный отрез ткани, Эхотея вынесла его в узкий проход у прилавка и с поклоном положила, как можно ближе к посетителю. Затем спешно отошла вглубь лавки, исподлобья бросила взгляд на юношу, произнеся вежливым тоном, но попытавшись огрубить свой голос, дабы этим постараться отвадить от себя отпрыска знатной дамы:
– О титаниды благородной сын достойнейший, приобретение ваше обходится в две всего монеты серебряных Близнецов Лучезарных.
Юноша наклонил голову, шевеля руками под плащом. Полы бордово-красной