гениальна и проста, её не трудно понять. Такая философия есть в некоторых романах и рассказах. Такая философия осмысляется по-своему и даёт пищу для своих размышлений. – долго, но с великим интересом отвечал старик.
Юноша был потрясён, ведь он считал точно также.
– Я с вами согласен. – сдержанно выговорил Гиперион. – Но, в основном, мысли, которые приходят на ум, в особенности, так называемые «озарения», никак не связаны с прочитанным, это свои темы.
Старик слегка покивал головой в знак согласия.
– Да, у меня также. Есть и те темы, которые есть в прочитанном, не дающие покоя, но больше покоя не дают свои. Да и вообще, мыслящий человек не ведает покоя, ведь он не может просто есть, работать, спать и общаться о повседневном; ему хочется самовыражаться размышлениями, писательством и творчеством. Если он не будет делать этого, то начнутся страдания, та самая трагедия и невыносимые внутренние мучения. – выразительно рассказывал Барти.
– Мыслителям без мучений никак, они дают нам некий пинок, дабы мы продолжали стремиться к развитию и глубине. Без дурного не было бы стремления к здравому, да и без одного другого тоже не было бы. Здравое и дурное для нас меняются, следуя за нашим развитием. – высказался юный Гиперион, ухмыляясь.
Вне дома было холодно. Был слышен шелест листьев на деревьях. Этот звук напомнил Гипериону о деревьях в его стране. Наблюдая за внезапным беспокойством листьев, вызванным ветром, юноше казалось, будто листья – это бабочки, пытающиеся улететь. Но позже он понял, что эти бабочки любят свой дом-дерево, и иногда они со своим другом-ветром играют в полёт, но бабочки вовсе не хотят улетать по-настоящему, и лишь в начале зимы они действительно улетают и, падая, красиво умирают на земле.
Эти готовность и стремление к красивой смерти являлись в глазах Гипериона таким же стремлением к красивой жизни. Недолгая красивая жизнь и такая же быстрая и красивая смерть.
Юноша резко опомнился из-за начавшейся речи Бартоломея.
– Да-с, что дурно, а что здраво для меня решаю я сам, и так как развиваюсь, то они меняются вслед за мной. Нет какой-то абсолютной истины, где одно – здраво, а другое – дурно и по другому никак. Истина – это безразвитие, стагнация и упрямая уверенность. Ведь, если я во что-то верю и эта вера не безосновательна, то её я буду постоянно проверять. Проверка – это некое сомнение. Без сомнения не было бы развития, не было бы свободы и всевозможности. Вера рано или поздно даст трещину, вследствии проверки и разрушится, превратится из здравого в дурное для тебя, и ты приобретёшь новую веру, которая здравая для тебя, и всё снова. Бесконечное развитие. Уверенность и сомнение дополняют друг друга. – подняв брови и слегка улыбаясь, выставляя ладонь к верху и приподняв руку, оживлённо рассказывал Барти.
Гиперион иногда брал кувшин и пил из него освежающую воду, после, стирая с губ ладонью левой руки её капли. Также непоспешно он поедал грибы