какой переворот или еще хуже – война? Но Бог миловал, пережили, снова стали к свету карабкаться. Вот только сердечко у Федора сильно барахлить стало, а пять лет назад остановилось. Устало. Марина утром пошла курочкам зерна посыпать – корову с поросенком давно уже не держали – вернулась, а он сидит, навалившись на кухонный стол, губы посинели, перед ним пузырек с таблетками рассыпанными. Не помогли.
* * *
Затосковала Марина. Сыновья, приезжая домой по выходным видели, как гаснут в глазах матери живые искорки, как гнетет ее пустой дом. Стали звать к себе. И Марина решилась – взяла с собой необходимое, повесила на дверь дома замок и поехала к шуму городскому спасаться от тоски. Обременять детей Марина, конечно, не собиралась, но и четкого плана не имела, а решила так: поживу у них недолго, присмотрюсь к городу, если что, то продам дом, усадьбу – у городских сейчас мода на дачи в деревне, и куплю себе маленькую комнатку, много одной не надо. Маринино «недолго» затянулось. Сперва жила у старшего. Понимала, что внесла в размеренный ритм их жизни определенные неудобства, но все как-то не получалось собраться и съехать. Хорошо хоть невестка оказалась человеком душевным и терпеливым, и женщины нашли общий язык. И все же она была здесь лишь гостьей, и вести себя надо было соответственно: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А это трудно принять, еще труднее исполнить. Но вот в семье младшего родился второй ребенок, и Марина с радостью бросилась к ним помогать ухаживать за внучком. К счастью, помощь пришлась кстати, потому что у невестки много времени уходило на старшую – школа, кружки, бассейн и всюду ее надо сопровождать, а потом уроки, готовка, уборка.
– Как они живут? Как рожают детей, неужели не понимают, что на кого-то из них не будет хватать времени? – думала Марина, слушая, как мама с дочкой бубнят за стеной, делая уроки. – Хотя, а как жили мы? Хоть один, хоть пять – все одно времени не было. С утра до ночи на работе, а дети сами по себе, хорошо, если есть кому дома покормить вовремя. И ведь росли, и хорошими людьми вырастали. А с другой стороны, это же не жизнь заставляет нынче детей по кружкам да бассейнам что ни день бегать, их сами родители заставляют, а потом жалуются на нехватку времени. Марина запутывалась и отбрасывала мысли о непонятном ей образе жизни нынешней молодежи. – А, может, все нормально? Сейчас вообще жизнь во многом непонятная. Что касается мыслей остаться в городе, то они быстро стали терять привлекательность. Да, в городе так много всего, так шумно и ярко, но Марину это не привлекало. – Кафе, бары, рестораны не для меня. Ну, схожу раз в год в театр, пару раз, может, в кино – удовольствия-то не дешевые. Зайду в два-три музея. А дальше что? Гулять по магазинам, глазеть на тряпки да вкусности? Сидеть в скверах, слушая неумолчный уличный шум? Дышать пылью? Зачем? Разве это лучше наших берез за деревней? Полей в цветах? Пенья птиц? Запаха сирени и жасмина по весне? Нет-нет! Зря я это затеяла,