оценки своей деятельности.
Кризис, как распад всех жизненных установок, в сознании, думаю, если и произойдёт, то не в наступившем году…
ЗАЯВЛЕНИЕ В СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
Рассказ
Пётр Афанасьев пришёл после дежурства в не очень хорошем расположении духа. Снял непромокаемую обувь, в которой пришлось находиться почти сутки. Носки были влажными от конденсата, от пота, скопившегося в замкнутом пространстве так называемых дождевиков – тёплой обуви. «Так можно и ревматизм получить», – подумал Пётр Ильич, трогая пальцы в носках. И пока он раздевался, снимал защитного цвета робу, мысль, словно сама по себе, стала работать над словом ревматизм, сразу же в уме началось подбирание к слову рифмы: «остракизм, авангардизм». Нет, конечно, эти слова не могли подойти творчеству Афанасьева в качестве рифм, слишком они были одинаковы по внутреннему составу слова, поэтому банальны и, по мнению нашего героя, не оставляли бы и следа в сознании читателя. Здесь подошли бы какие-нибудь похожие по звучанию глаголы, скажем, «обратись, распорядись»; или существительное иного строения: какой-нибудь «акростих»; или вообще применим ассонанс – слова, соприкасающиеся только звучанием гласных. Может быть, для привыкших к классическим нормам поэтики эти рассуждения нашего героя покажутся не правильными, но никто и не утверждает, что Пётр Ильич прав в своих взглядах на писательское дело… Это его, что называется, личный бзик.
Это его внутренние установки на творчество, которые со временем перестают быть, как говорится, в сознании человека и на интуитивном уровне управляют писательским делом. Он погружался в слова и образы глубоко, как математик – в формулы и цифры, и поэтому размышления у него случались часто, исподволь.
Работа, хоть не была у него значительной и оставляла много свободного времени, которое Пётр Ильич хотел тратить на любимое дело своей жизни, всё же не позволяла совсем уж углубиться в недра тем, в череду образов, всегда будоражащих мысли зацикленных на писаниях людей.
Афанасьев был тем человеком, который ради писательского труда пожертвовал карьерой, материальной обеспеченностью, да и в какой-то степени личным счастьем. Пусть это и звучит как-то высокопарно, но есть таких довольно много личностей на физическом и духовном пространстве Руси, посвятивших себя полностью высшему указанию своего сердца – пусть даже глубоко заблуждающегося в своих велениях.
В их трагическом облике, подтверждаемом выпавшей судьбой, столько скрыто к тому же комичного, ироничного, доходящего до абсурда, что без смеха сквозь слёзы некоторые люди о них говорить просто не могут.
Как бы описал личность Петра Ильича, скажем, не умудрённый писатель? Наверное, он бы рассуждал о нём как о человеке невысокого роста, с зеленовато-карими глазами, слегка седеющего, сутулящегося при хождении. Мог бы, как плохой излагатель, ещё что-нибудь добавить