детям не жилось так, как нам. О самой бабушке я помню немного. Помню, что у неё были красивые, как мел, белые волосы, что она ходила сильно согнувшись и что всегда сидела и вязала чулок.
Потом я помню, что, рассказав какую-нибудь сказку, она обыкновенно клала руку на мою голову и говорила: «И всё это такая же правда, как то, что я вижу тебя, а ты видишь меня».
Ещё я помню, что она умела петь песни, но только пела она редко. В одной из этих песен говорилось о рыцаре и о морском чудовище, и припев у неё был: «Дует, дует холодный ветер на море».
Ещё помню коротенькую молитву, которой она меня научила, и стих из псалма. О сказках же, которые она мне рассказывала, у меня сохранилось лишь слабое и смутное воспоминание. Осталась только одна, которую я помню так хорошо, что могу рассказать её. Это маленький рассказ о рождении Иисуса.
Вот почти и всё, что я помню о бабушке, за исключением того, что помню всего лучше, а именно большого горя, когда её не стало.
Я вспоминаю то утро, когда угловой диван остался пуст, и невозможно было представить себе, как пройдёт этот день. Это я помню. Этого я никогда не забуду.
И я помню, как нас, детей, подвели поцеловать руку покойницы. И мы боялись поцеловать её, но тогда кто-то сказал мне: «Это в последний раз вы можете поблагодарить бабушку за все доставленные ею вам радости».
И я помню, как сказки и песни увезли со двора упакованными в длинный чёрный ящик, и они никогда уже не вернулись.
Я помню, как что-то ушло из жизни. Словно закрыли дверь в целый прекрасный, волшебный мир, куда раньше мы имели свободный вход и выход. И никого уже не было, кто бы сумел открыть нам эту дверь.
И помню, как мы, дети, мало-помалу научились играть в куклы и игрушки и жить подобно другим детям, и тогда могло казаться, что мы уже не ощущаем отсутствия бабушки и не вспоминаем о ней.
Но и сегодня, через сорок лет, когда я сижу и собираю легенды о Христе, которые слышала далеко на Востоке, в памяти моей возникает маленькое сказание о рождении Иисуса, которое любила рассказывать бабушка. И мне хочется рассказать его ещё раз и поместить его в мой сборник.
Был сочельник, и все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Кажется, мы были одни в целом доме. Нас не взяли потому, что одна была слишком мала, а другая – слишком стара. И нам обеим было досадно, что мы не могли поехать ко всенощной и посмотреть, как будут зажигать рождественские свечи.
Мы сидели в одиночестве, и бабушка начала рассказывать.
– Был однажды человек, – сказала она, – который пошёл тёмной ночью попросить огня. Он переходил от дома к дому и стучался.
«Добрые люди, помогите мне! – говорил он. – Жена моя только что родила, и я должен развести огонь, чтобы согреть её и младенца».
Но была глубокая ночь, и все спали. Никто не отвечал ему.
Человек всё шёл и шёл. Наконец он увидел, что где-то вдали тлеет огонёк. Он побрёл в этом направлении и увидел, что огонь горит в поле. Белые овцы лежали и спали вокруг огня, а старый пастух сидел и караулил стадо.
Когда человек, которому нужно было огня, подошёл к овцам, он увидел, что три большие