Ты всё равно проиграешь.
Сказав своё последнее слово, Генрих развернулся и пошёл прочь. В Патриции так и бурлило негодование, она даже топнула ногой от злости.
– Это ты проиграешь, ты! – воскликнула она. – Вот увидишь! Никогда не править волчонку в Регенплатце! Никогда мой сын ему не подчинится! Я не допущу этого! Не допущу!
Разозлённая разговором с мужем, Патриция быстро направилась обратно в замок. По дороге она всё срывала листья с кустов и, нервно разорвав их, отбрасывала прочь. Вернувшись в замок, Патриция сразу же направилась в покои своей матери. Ей сейчас нужен был человек, которому она без стеснения могла бы пожаловаться на оскорбления, поделиться горечью.
Магда Бренденбруг наблюдала в окно разговор Патриции с мужем и теперь ожидала дочь.
– О, мама, как же я страдаю! – прямо с порога воскликнула Патриция.
– Бедная моя девочка, – посочувствовала Магда и обняла свою дочь.
– Этот волчонок осмелел при отце и посмел жаловаться на меня! На меня и на моих детей.
– Жаловаться? – Магда видела, что разговор между супругами был неприятным, но не знала, о чём он вёлся. – Что же он наговорил отцу?
– Что я жестока с ним, что сестра и брат постоянно обижают его. И Генрих верит ему!
– Как же он не поверит любимому сыну?
– Генрих был груб со мной, зол, – негодовала Патриция, ходя по комнате, словно запертая львица. – И за что?! За то, что я приняла его выродка, допустила до своих детей… Неблагодарный! Он готов ради волчонка забыть обо всех, предать родных детей! Он поклоняется ему, словно святому. А этот мерзкий тихоня пользуется слепой любовью папочки и льёт на меня грязь. С приездом отца он почувствовал себя смелым. Слишком смелым.
– Каков эгоист! – поддерживала Магда гнев дочери. – Хитрый, расчётливый, как и его мать.
– И я ещё должна любить этого мерзавца? Сына потаскухи?
– Волчонок не заслуживает даже доброго слова.
– А Генрих требует от меня именно любви к его сыночку. Ах, мама, иногда я чувствую настоящую ненависть к моему супругу. Такую сильную, что даже желаю смерти ему. – Патриция отошла к окну, и бросила на яркий сентябрьский пейзаж отяжелённый грустью взор. – Если бы Генриха не стало, с каким бы удовольствием я выгнала бы волчонка из моего замка. В одежде черни, без гроша в кармане. И не только из замка, но и вообще из Регенплатца. Пусть бы он почувствовал все беды на себе, все лишения, всё горе.
Патриция ясно представила себе бредущего по пыльной дороге утомлённого голодного мальчишку в рваной грязной одежде. И так ей понравилась эта картина, что она даже улыбнулась. Магда тоже представила нечто подобное и подумала, что такой поворот событий был бы весьма неплох.
– А что, Патриция, – предложила она дочери, – может, Генриху действительно пора окончить свой жизненный путь?
Патриция перевела на мать взгляд полный удивления и даже испуга.
– Ты… Ты предлагаешь убить его? – тихо и нерешительно спросила она.
– Естественно, это сделаем не лично мы, а верный нам человек…
Патриция