молчания тихо спросил Теодор. – Разве не естественна тоска сына по матери?
Закипая, Уинифред в сердцах швырнула книгу на другой конец дивана, и юноша отодвинулся, подобрав под себя длинные ноги. Когда он говорил так – с обезоруживающей, печальной искренностью, – Уинифред не находила достойного ответа и чувствовала себя бессердечной дрянью.
– Перестань вести себя так, будто я запрещаю тебе видеться с матерью! Я уже говорила и скажу снова: поезжай, если тебе так уж хочется! Можешь и Лауру с собой забрать!
Уинифред тут же пожалела о своих словах – их с Лаурой сейчас разделяла тонкая комнатная стена, и та наверняка слышала каждое слово. Но Уинифред уже распалилась настолько, что одно только чувство гордости не позволило ей пойти на попятную.
Дарлинг наконец повернулся к ней. В глазах у него блестели слезы, но рот сжался в тонкую линию, которую Уинифред ненавидела. Это выражение напоминало ей о человеке, которого она предпочла бы забыть. Об отце Теодора.
– Ты знаешь, что я не могу тебя оставить, и пользуешься этим, – дрожащим голосом произнес он, не отводя от Уинифред взгляда.
Сложив руки на груди, она отвернулась. У нее горели щеки, и она надеялась, что Теодор этого не замечает.
– Не нужно унижать меня своей жалостью, – колко отозвалась она.
Слова рвались против ее воли. Уинифред понимала, что причиняет Теодору боль, но получала от этого мстительное, тошнотворное удовольствие. Это было еще одним подтверждением ее правоты: как она – жестокая, себялюбивая, – может встретиться с матерью Теодора? Неужели он не понимает, что Кэтрин не сможет ее не возненавидеть?
– Кто я такая, чтобы ты представлял меня своей матери?
Теодор застыл, и Уинифред жаром обдало виски. В это мгновение она прокляла себя до глубины души. Она обещала себе, что никогда не потребует от него больше, чем он может ей дать. Но ей, жадной по натуре, всегда было мало.
– Тедди, послушай… – мягко начала она.
Но Дарлинг уже поднялся на ноги. Теперь он не плакал и не выглядел расстроенным. Скорее… рассерженным. Неудивительно, что Уинифред открывала худшее в нем.
– Нет-нет, ты права, – отрывисто возразил Теодор и вышел из комнаты.
Вскочив с дивана, Уинифред последовала за ним.
– Было глупо с моей стороны надеяться, что ты не откажешь мне в одной простой просьбе.
– Нет, все не так! – возразила она, с тревогой наблюдая, как в прихожей он накидывает на плечи сюртук.
На мгновение в голове промелькнула мысль: неужели он сейчас же уедет?
– Я просто…
– Тебе не нужно передо мной объясняться, Уинифред.
Она съежилась.
– Куда ты?
– Подышать свежим воздухом. Прошу, ложись спать.
– Тедди!
За Дарлингом захлопнулась дверь, и Уинифред в сердцах вцепилась в собственные волосы. Идиотка! Надо же было ляпнуть такое! Если Уинифред и предлагала Теодору отправиться домой без нее, то всегда таким тоном, чтобы он понимал: она будет в ярости, если он действительно уедет. Потому что, по правде говоря, теперь она понятия не имела, каково