rel="nofollow" href="#n_64" type="note">[64] французского императора, элегантность французской императрицы произвели неизгладимое впечатление на его [Берти] жаждущую удовольствий натуру».
Конечно, королева еще не догадывалась, какого рода удовольствий жаждет ее сын и насколько сильно разыграется его аппетит в очень скором времени…
Глава 2
С королевской невинностью обходятся не по-королевски
Женщины, которых он целовал мальчиком, теперь были готовы отдаться ему, молодому мужчине.
До сих пор Берти видел шампанское только пузырящимся в чужих бокалах и наблюдал со стороны, как оно ударяет в голову. Сам он еще, можно сказать, и пробки не нюхал. И долгое время после семейной поездки в Париж не было и намека на то, что Берти может вернуться во Францию, чтобы еще раз вкусить земных удовольствий, доступных только там. Если не считать короткой вылазки вместе с родителями в августе 1858 года для встречи с Наполеоном и Евгенией в Шербуре, деликатесы французского императорского двора в британском королевском меню не значились.
Проблема была в политике. Наполеон III, видимо, взял урок у своего воинственного дядюшки и решил, что лучший способ удержать власть – это склонить на свою сторону французских патриотов, докучая соседям. После окончания Крымской войны в 1856 году он начал вмешиваться в итальянские дела, помогая «освобождению» районов страны, оккупированных Австрией, чем вызывал немалое беспокойство Англии и Пруссии, которые опасались общеевропейской войны. И всего через пару лет после разгрома русских в Крыму Наполеон вступил в якобы тайные, но на самом деле с тщательно организованной «утечкой» переговоры с царем о создании восточно-западного альянса, который угрожал разрезать Пруссию, как толстую сосиску, отвалив Франции западный берег Рейна.
Все это огорчало и приводило в ярость Викторию. Она по-прежнему отправляла Наполеону теплые письма от его «преданной сестры», но перед своими министрами и дядей Леопольдом, королем Бельгии, клеймила французов почем зря.
Когда в мае 1860 года Наполеон вторгся в Неаполь, она сокрушалась в письме к Леопольду: «Ни одна страна, ни одно живое существо никогда и не помышляли о том, чтобы беспокоить или атаковать Францию[65], каждый был бы рад видеть ее процветающей, но она, должно быть, считает своим долгом нарушать покой во всех уголках земного шара и нести зло… и, конечно, когда-нибудь это закончится очередным крестовым походом против первого в мире возмутителя спокойствиях Это чудовищно!»
Леопольд предупредил Викторию о французском лицемерии и посоветовал «делать все возможное, чтобы оставаться в хороших личных отношениях с императором», но не забывать о том, что «французы не любят англичан как нацию, хотя могут быть добры к тебе лично».
Одним словом, в течение лет пяти после незабываемых парижских каникул Берти любой его намек родителям на повторный визит, должно быть, встречал гневную отповедь и обвинения в неспособности понять основы мировой политики. В какой-то степени это объясняет, почему Берти