его время ради этого.
Поблагодарив девушку, я спустилась в обеденный зал. Карин скучающе сидела за столом рядом со своим отцом, который напряжённо разговаривал с королём. Мама пыталась подслушивать разговор мужчин, вытянувшись на своём стуле, но, похоже, ничего не слышала. Остальные места за столом пустовали.
– Я пропустила что-нибудь? – подойдя к длинному столу, полному разнообразных яств, спросила я.
– Нет, – ответил папа.
– А то я уже хотела возмутиться, что меня не разбудили по такому случаю.
– Я рассказала всё, что случилось вчера, – подала голос Карин.
Мне совсем не хотелось вспоминать те события. От этого у меня портился аппетит.
– Редко увидишь тебя в наряде леди, – сказала я девушке и села за стол, не желая отдавать им своё настроение.
Карин неловко выпрямилась и поправила платье ягодного, красно-фиолетового оттенка.
– Ты хорошо чувствуешь себя, солнышко? – обеспокоенно спросила мама, когда я выбирала, что съесть первым.
– Ты думаешь иначе? – переспросила я.
Она опустила глаза, а затем ответила мне:
– Ты видела так много лишнего в этой жизни… чудовища, война, смерть… я беспокоюсь за тебя.
– Да, я чувствую себя превосходно.
Я ответила не очень вежливо, так как эта женщина всё-таки украла моё настроение. Разве должна она напоминать мне о том, что я вижу каждый день? Особенно учитывая «войну». Этот ответ её успокоил, хотя мой тон, возможно, и прозвучал обидно.
Мама, как королева, ни разу не покидала крепость. С самого начала мора она пребывала в спокойствии и комфорте. Разве что, постоянно слышала о потерях и дедрах. Её изнеженность была чужда мне.
– Орфелана, – вопросил папа и, дождавшись моего внимания, продолжил: – Карин рассказала, что появился новый вид дедров.
Я поперхнулась печёным яблоком, вспомнив это уродливое создание, истекающее скверной.
– Ваше Величество, – возмутилась я, – где ваши манеры за столом?
Папа ничего не ответил. Прожевав, я запила яблоко морковным соком.
– Как можно? – пробормотала я и, отдышавшись, всё-таки сказала: – Он выделял эту жидкость. Скверна просто сочилась из его пасти! Теперь мы точно знаем, что при попадании в кровь, процесс превращения, во-первых, становится необратимым, а во-вторых, происходит быстрее обычного. – Я повернулась к слугам. – Кто-нибудь записал?
– Сейчас исполним, – спохватился один мужчина и достал откуда-то пергамент и перо с чернилами.
– Быстрый он, – усмехнулась Карин, обернувшись на суетливого слугу.
– Необратимыми? Как вы сказали? Быстрее?
Я заново продиктовала ему, что писать, и велела отнести это к другим моим записям в лабораторию после завтрака. Отец помрачнел, словно только осознав вчерашнее:
– Ты действительно решила возглавить орден.
– Да, – сказала я и скривилась от давящей боли в груди, быстро сменяющейся на панику и растерянность. –