этого возможности бедная благородная девушка из одного из уголков Франции приехала в качестве гувернантки в известную греческую семью в Бейоглу. Она прожила в Стамбуле много лет, не зная в других мест, кроме переулков и моря от Бейоглу до Шишли, от Моста до Бюйюкдере; особняк Аднан Бея был вторым и, наверное, последним местом её работы гувернанткой.
Нихаль было всего четыре года. Аднан Бею нужна была гувернантка. В числе первых пришли группы девушек, утверждавших, что они только что приехали из Франции, не признававшихся, что бывали только в одном, хорошо, если в двух местах, с плохо выученным в монашеском приюте или в швейной мастерской французским, который они пытались скрыть за фальшивым произношением. Аднан Бею не удалось встретить такую, которая смогла бы покорить его привередливую натуру. Два года проводились постоянные замены с тех, кого считали необходимым мягко отослать на второй же день, на тех, присутствие которых, наконец, можно было выдержать пару месяцев. Аднан Бей так испугался гувернанток, одна из которых заявила, что немка, а на следующий день оказалась софийской еврейкой, другая по приезду казалась вдовой итальянца, а спустя неделю не помнила, что солгала и проговорилась, что никогда не была замужем, что начал думать о другом решении для дочери.
Случай – при поиске гувернантки в Стамбуле можно верить только в случай – нашёл для Аднан Бея то, что он не мог найти: мадемуазель Де Куртон.
Мадемуазель Де Куртон стремилась попасть в Стамбуле в турецкий дом, пожить турецкой жизнью в турецкой стране… Когда она оказалась в особняке Аднан Бея, её сердце радостно забилось, словно она попала в дом своей мечты. Потом биение сердца превратилось в удивление. Она представляла себе большой холл, вымощенный мрамором; купол, поставленный на колонны из камня; диваны, отделанные кое-где перламутром и покрытые восточными коврами; женщин с голыми руками, окрашенными хной ногами, глаза которых подведены сурьмой, а на голове чадра, с утра до вечера спавших на диванах под аккомпанемент темнокожих женщин с дарбуками или не выпускавших из рук трубки, погружённые в рубины и изумруды гранёных кальянов сбоку маленькой серебряной жаровни, источавшей янтарный запах; она не допускала возможности, что турецкий дом может отличаться от легенд и мифов Востока, оставшихся в воспоминаниях западных писателей и художников. Оказавшись в роскошной, маленькой комнате для гостей особняка, она вопросительно посмотрела на проводника: «Вы уверены, что привели меня в турецкий дом?»
Старая дева никак не могла поверить, что обманулась в мечтах. Несмотря на долгие годы жизни в турецком высшем обществе, она хотела верить, что существовала предполагаемая ею восточная жизнь.
Не найдя того, что искала, мадемуазель Де Куртон в первый же день захотела вернуться обратно. И вернулась бы, если бы сразу не почувствовала в сердце смешанную с глубоким состраданием любовь к Нихаль, которая пришла с бледным, вялым, болезненным лицом, усталая и унылая из-за гувернанток, часто менявшихся в течение двух лет, и с трогательной