от стула и спустилась вниз. Шайесте крикнула издали:
– Бешир, много не бегай! Уронишь ребёнка.
Нихаль сидела неподвижно, безмолвно, с задумчивым вгзглядом и по инерции слушала болтовню Бюлента. Он говорил кондитеру:
– Нет, нет, Вы не поняли! Не та, а другая корзинка, не видите? У неё наверху мешок, а между ленточками птичка. Я отвезу её старшему брату. Поняли, да? Бехлюль Бею… Он всё время привозит мне шоколад. Конфеты положили? Положите также десять абрикосов! Хорошо! Хоть бы не помялись!
С большой осторожностью он будто взял корзинку из рук кондитера и сказал: «Пусть лежит здесь, у меня на коленях!» – а потом снова приказал вознице:
– Мост! К мосту! Мы всё купили. Быстрее, не успеем на пароход, бегом, бегом… Что мы скажем отцу, если опоздаем?
Шайесте снова крикнула издали Беширу:
– Сейчас ты ударишься о тумбочку. Тоже мне! Слушаешь, что сказал ребёнок.
Бюлент теперь подражал мадемуазель Де Куртон и говорил по-французски, как она, держась за голову двумя руками:
– О! Будет казаться, что нас уносит вихрем.
Потом он крикнул по-турецки вознице, но на турецком языке мадемуазель Де Куртон:
– Вёзуниса, стои! Стои!
Бюлент так хорошо подражал манерам, тону и беспокойству старой гувернантки, что на тонких губах Нихаль показалась улыбка. Вдруг она услышала рядом голос мадемуазель Де Куртон:
– Нихаль! Это Вы стучали в мою дверь?
Вздрогнув, будто очнулась от глубокого сна, Нихаль встала и секунду не могла ответить; потом вспомнила, сразу почувствовала сердцем приближение неизвестного несчастья и сообщила:
– Я сказала Вам спуститься к отцу, он хочет Вас видеть.
Она стояла, словно хотела ещё что-то добавить. Потом не сумела найти, что можно добавить, отвела взгляд от мадемуазель Де Куртон и села.
Когда старая дева спускалась вниз, она опять наблюдала за Бюлентом. Бюлент забыл, что приказал вознице ехать к мосту. Теперь они ехали от Таксима. «А! Остановимся здесь,» – сказал он. «Погуляем немного в саду.»
Нихаль не сводила глаз с фаэтона Бюлента, однако уже не слышала, что говорил брат. В её крошечном уме будто разорвалось чёрное облако и всё заволокло тьмой.
***
Вечером за столом все, кроме Бехлюля, молчали. Усталый Бюлент хмурился, ему захотелось спать раньше обычного. Наверное, Бехлюль рассказывал странную историю… Он смеялся, когда рассказывал, его смех передался даже Беширу, стоявшему позади Нихаль.
Нихаль не смотрела на него. что-то привлекло её взгляд; она увидела, что улыбавшийся, чтобы казалось, что он слушает Бехлюля, отец смотрел на неё странным, словно выражавшим жалость, взглядом. Это взгляд разозлил её, она отвела глаза, но постоянно чувствовала тяжёлый взгляд отца.
«Дочка! Сегодня вечером ты опять не ешь мяса?»
Этот вопрос каждый раз повторялся за столом. Она через силу ела мясо. Для Аднан Бея это всегда было проблемой. Она, давясь, ответила: «Я ем, папа!» Кусок у неё во рту становился