руку на косынку, ноги выше головы. Эх, сейчас бы пакет со льдом, да капельницу с полиглюкеном…
Без шлема, лицо лётчика оказалось вполне себе живым, молодым и без военной отрешённой строгости. Но и без той страдальческой вертикальной морщинки над переносицей, которую накладывают на лицо мужчины стабильные интимно-хозяйственные отношения с женщиной.
– Красивый… – мельком подумала Катя. – Парамонов номер два… да к тому же ещё и пикирующий…
За дверью неожиданно громко, неистово заорали и раздались выстрелы. Катя припала к щели. Дворик был почти пуст, а на джипах, прямо в середине членистоногого оружия, сидело по террористу, вцепившихся в рукоятки. Террористов трясло в такт с выстрелами, а из задранных в небо стволов било белое пламя.
Вдруг на месте одного джипа сверкнула ослепительно яркая вспышка, и тут же с невообразимым рёвом в небе мелькнула гигантская серебряная птица. Она на миг явила своё хищное, акулье брюхо, оснащённое подвесными ракетами, и скрылось из глаз.
Это произошло мгновенно, как смена кадра на киноплёнке. Буквально только что, два достаточно энергичных и живописных воина так умело и привычно занимались уничтожением себе подобных, садили очередями, наводили ужас, смерть… И вот спустя всего лишь секунду, один воин горит жирным коптящим пламенем в кучке покорёженного металла, а второго подбросило и перевернуло вместе с его джипом и членистоногим оружием.
Последующие кадры сопровождались мерным, закладывающим уши, клёкотом. В вихрях белой пыли, за квартал от горящего джипа, важно покачиваясь, садился вертолёт. Он был огромен, лупоглаз и вальяжен. На камуфляжном борту, сквозь пылевой туман, виден был его номер – 23 и чуть ниже – российский триколор. Вертолёт сыпал вокруг себя искрами тепловых ловушек и лениво постреливал по городским развалинам короткими пулемётными очередями.
– Наши! – Катя так обрадовалась, как будто это она – раненая и абсолютно беззащитная – чуть не угодила в лапы к изуверам с нечеловеческой психикой и людоедской системой ценностей.
– За моим Пикирующим прилетели. Родненькие… – она заметалась по порталу, не зная, как вытащить наружу раненого, не причинив ему лишних страданий. Но чувствуя, что её действия опять приобретают суетливый, переходящий в панику характер, она резко остановилась, решительно рубанула рукой воздух портала и громко отчётливо сказала: – Стоп! Спокойно… ты всё сможешь.
Катя настежь открыла щелястую и скрипучую. Затем, присев, подсунула свою правую руку лётчику под спину, чуть ниже повязки; левой рукой она подхватила его ноги под коленями. Несмело пробуя своими руками тяжесть взрослого мужчины, ей казалось, что подняв эту непомерность, её знаменитые «Жорики» тут же провалятся в пол по щиколотку.
Она напряглась и сразу ощутила, как что-то рвётся в её хрупком, почти детском теле, как наливается