не стал с ним спорить отчасти из-за того, что разговаривать в Заполярье было тяжелее из-за морозов.
Оставшуюся часть пути я молчал. Сергей же продолжил распивать коньяк и петь с попутчиками русские народные песни.
По прибытии я не ожидал лимузина с личным водителем, но то, что из аэропорта до Амдермы нас повезёт советского образца грузовик, который раньше возил на работу вахтовиков и шахтёров, я точно не мог представить.
Ещё двадцать минут тряски, и мы наконец в Амдерме. В месте, где из двухсот домов жилых – одиннадцать. В месте, где на тебя могут напасть белые медведи, где можно насмерть замёрзнуть или разбиться в шахтах. В месте, которое даже на картах трудно найти.
Филин трижды постучал в дверь. За ней – тишина. Мы стояли на лестничной клетке и дрожали от холода. Я уже было хотел махнуть рукой и полететь обратно, по пути сняв для статьи пару заброшенных зданий, как по ту сторону послышались звуки и дверь отворилась.
– Журналюги? – спросило тело, показавшееся в проёме двери.
Человек перед нами напоминал тот тип безумных стариков, которых сторонился весь двор – бритая голова, кривые зубы, костлявое тело, усыпанное татуировками в виде странных символов, из одежды на нём только шорты, модные лет тридцать назад, и тапочки. На шее болталось странного вида ожерелье из фиолетовых камней. Посмотришь на такого и сразу понятно – натуральный псих, жертва телевизора и типичный подписчик нашего журнала. Таких и в Москве полно. Стоило ради него лететь две тысячи километров – хороший вопрос.
– Журналюги, – ответил я. – А вы Матвей Николаевич?
– Уж шестьдесят лет как Матвей Николаевич, – дед посмотрел на меня так, словно готов был убить на месте. – Проходите, писаки хреновы, холодно же в подъезде.
Это был не самый радушный приём в моей жизни, но выбора не осталось. Внутри – советская квартира, которая требовала ремонта ещё в двухтысячных – обшарпанные стены, люстра в коридоре, болтающаяся на нескольких тонких проводках, повсюду грязь, вонь и плесень.
– Можешь не удивляться, – сказал Филин, словно прочитав мои мысли, – в Заполярье большинство квартир такие. В Воркуте они не сильно отличаются. Денег на ремонт нет, а продать их люди не могут даже за пару рублей.
– Сюда! – послышался голос Матвея Николаевича с кухни.
Мы избавились от обуви, толстых курток и пары кофт и пошли на голос. Дед уже сидел за столом, держа сигарету в руках. Пепел падал в чай, но его это, похоже, совсем не смущало.
Мы с Филином сели рядом, радуясь хотя бы тому, что о горячую кружку можно согреть руки. Я включил диктофон и закрепил на столе камеру.
– Вы письмо нам писали, – первым заговорил Филин, – по поводу… монстра?
Если в редакции «Мистицизма» все привыкли смеяться после слова «монстр», «призрак», «злой дух», то с теми, кто действительно в это верил, следовало быть осторожными. Никогда не знаешь, как отреагирует