я тебе скажу: на другом конце мира сидят такие же люди. И они могут быть мерзкими. И мне не нравится, что аппараты становятся быстрее и умнее нас. Кто в итоге будет ими управлять? Это все оружие.
Человек, который кажется таким деятельным, будто у него в спине заводной ключ, удивляет неприятием новой техники. Это из-за его ужасного пессимизма, думает Лотта. Недавно он написал странную пьесу. В ней речь идет о газе, который сначала питал невиданные новые технологии, а в итоге убивал людей. Безумная идея! Мир, по его мнению, вращается слишком быстро, даже бешено, но автоматизация, которую он осуждает, приносит много хорошего. Она упрощает работу на фабриках. Позволяет людям преодолевать расстояния, которые убили бы любую лошадь. Зажигает свет там, где царила кромешная тьма.
В своих текстах Кайзер симпатизирует рабочим, но об их жизни он почти ничего не знает. Если у них испачканы руки, он думает, что у них потекла перьевая ручка.
– Ах, дорогой Кайзер, – тихо шепчет Лотта. – Если быть бедным, то лучше при электрическом свете, чем в темном углу, правда? Я думала, что вы больше открыты миру. Тем более теперь, когда вас ставят даже в Токио. – Подмигнув, она поднимает за него тост.
Когда Лотта думает о Японии, то представляет элегантных гейш с белым гримом на лице и красными губами. Интересно, а японские граждане Кале носят макияж?
– Я бы хотела когда-нибудь слетать в Японию. Но пока все мои попытки были неудачными.
Вайль поднимает бровь.
– А вы не знали, что самолеты из Берлина летают не дальше Веймара?
– Да что вы! Какие там самолеты, я пыталась взлететь своими собственными силами.
Она вытягивает руки и изображает звуки двигателя.
Дети Кайзера хихикают.
– Что вы смеетесь? Если захотите, я расскажу историю. Хотите?
Все трое кивнули.
– В детстве я видела в цирке прекрасную бабочку. Вообще-то это была женщина, но она летала. Правда! Ладно, ее держал тонкий канат, но я не могла понять, где он крепился. Дома я взяла подтяжки отца. Зацепила их на кухне на крючок, который держал бельевые веревки. Потом поднялась на стул, крепко прикусила ремни и прыгнула.
– И что? – спрашивает Сибилла с интересом.
Лотта прикрывает большим пальцем передние зубы и продолжает, бормоча:
– Когда я пришла в себя, лежа лицом на полу, рядом валялись два молочных зуба.
В этот раз даже Маргарете не может удержаться от смеха.
Сцена 3
Сомнамбулы – Грюнхайде, 1924 год
В эту ночь Лотта никак не может заснуть. Скомканное одеяло лежит на полу. Она открыла окно и сняла ночную сорочку, чтобы легкое дыхание свежего воздуха коснулось прохладой ее горячего тела. Но и снаружи стоит та же неподвижная духота, что и здесь, внутри. Единственное, что проникает в комнату – смесь запахов. В вязком воздухе аромат лунника становится невыносимо сладким. Он наслаивается на затхлый запах земли и смешивается с аккордом из смолы и сухостоя, в который неожиданно вплетается что-то