себя увереннее. Возможно, забота – это еще один способ обойти мой недуг? Я запуталась. Мы продолжали путь вдвоем. В канализации нашего города было много крыс, которые так противно пищали под моими ногами. Но больше меня ужаснуло то, что мимо нас проплыл труп военного. И еще один. И еще.
– Так ты, получается, одна из тех, кто пробудился? – спросил он
– Пробудился? – переспросила я.
– Ну ты же понимаешь, что эта война не шла вечно, а значит, тебя не одурачила эта машина пропаганды.
– Да. Еще год назад не было войны. Я помню дни, когда не было смотрителей, и я думаю, что я помню то, что было до великого Часового.
– Так ты революционерка?
– Да, я сражалась за Часового. Я не могу вспомнить почему, но, за что бы я ни сражалась, сейчас все явно не так, как хотелось мне.
– Ты – редкий экземпляр, как и любой пробудившийся.
– Куда мы, кстати, идем?
– В мое логово. Судя по всему, у тебя синдром ненависти к реальности.
– Это так называется?
– Часовой фактически распространил эту заразу среди всех жителей города. Ему выгодно держать нас разобщенными, чтобы мы не покидали знакомую нам область, потому что побоимся умереть. Это заложено нашим организмом.
– Я не всегда была такой. Я должна открыть людям глаза и излечить их от этого недуга. Я хочу научить людей летать, как птицы в небе.
– Кто ты такая, чтобы сделать это? Ты не бог, ты не сможешь достичь этого в одиночку.
Я показала ему металлическую пластину с надписью.
– Я, 1029, единственная, кто смог сохранить дореволюционный текст. Я уверена, что он откроет всем глаза. Я собираюсь добраться до Часового и потребовать ответов!
Он аккуратно коснулся пластины.
– О боже… – сказал он. – Боже? Что это такое?
– Боже? Что такое «Боже»?
– Точно… ты же не знаешь. Пойдем, мы почти пришли. Сейчас объясню.
Он довел меня входа, прикрытого обрывком ткани. Я зашла в освещенное свечами помещение. Почему-то картины на стене этого помещения мне показались знакомыми. Я почти сразу к ним привыкла. На всех картинах был изображен бородатый мужчина, распятый на кресте, а на его голове красовался терновый венец. Я вспомнила пару слов. «Отче», «грешные»? Что это?
– Что все это значит? – спросила я.
– Я уверен, ты уже что-то вспомнила.
– В моей голове возникают слова, значений которых я не знаю. Лицо этого человека кажется мне знакомым, но я не могу его вспомнить. Кто-то словно удалил воспоминания из моей памяти, словно заставил меня забыть.
– Это Иисус. А это – не картины, это – иконы.
– Иисус… Да, я начинаю вспоминать.
Одно это имя заставило меня вспомнить все.
– Ну же, скажи это. – он радостно смотрел мне в глаза.
– Господи… как я могла это забыть? – я сказала это.
«Господи»…Как я давно не говорила это слово.