ваясь, действуя на уровне инстинктов, моментально спрятался. Сейчас, немного отдышавшись, он всё понял, и пришедшая мысль его испугала: «Это был отблеск стёкол бинокля… Кто-то рассматривает мой дом из окна напротив… Вот чёрт!»
Этот вечер был вполне обычным. Он пришёл из института, поужинал и привычно устроился на стуле у окна.
Между его домом и соседним было около пятидесяти метров. Это порядка шестидесяти восьми шагов, семи секунд бега или 166 пикосекунд полёта частицы света. Стена соседнего дома была расположена так близко, что порой казалось, можно услышать, как сосед напротив достаёт банку сардин из холодильника.
Некоторых это раздражало, но ему нравилось. Вечером за окном вместо темноты перед ним расстилался ковёр из множества цветных пятен… маленьких цветных экранов… маленьких окон в чужие жизни… Загораясь, они манили и беззвучно приглашали взглянуть на своих обитателей.
Находясь в комнате у окна, он не раз праздновал со своими безымянными соседями дни рождения, незримо участвовал в скандалах между супругами, был свидетелем любовных историй и разлук. Он, как сам это называл, «проживал маленькие жизни».
Все люди занимаются этим, только каждый по-своему. Слушая, как мать делает выговор нашкодившему сыну, смотря телевизор, читая газету или книгу, делая выбор между яичницей и бутербродом, мы все проживаем множество маленьких жизней… своих или чужих… Каждый раз, домысливая ответ начальнику на заявление, что «твой отчёт явно написан кретином», или находясь мысленно на пляже, пока твоя жена слёзно уговаривает купить ей шубу, ты создаёшь альтернативу привычной реальности. Подумай, как часто ты фантазировал на тему «что если бы она сказала „да“». Вспомни, как, глядя на разбитую машину, раз за разом ты возвращался мысленно назад и уговаривал себя не нажимать педаль газа перед светофором… Все мы проживаем эти маленькие несуществующие жизни.
Он не видел в своём занятии ничего зазорного или противоправного. Все так делают, хотя в большинстве своём не осознают или даже отрицают это. По крайней мере, он был честен с собой. Его жизнь не столь интересна, как в книгах или сериалах. Он учится на третьем курсе, будучи уверен, что никогда не будет работать по выбранной специальности. У него есть девушка, но их отношения настолько пресны, что вряд ли протянут ещё хотя бы полгода. Он – серая мышь, плутающая по беспросветным коридорам жизни. А за окном… за окном его всегда ждут любовь, страсть, ненависть. Причём не вымышленные, не выверенные ради рейтинга и эфирного времени, а вполне реальные, можно даже сказать осязаемые.
Он с удовольствием разделял жизнь со своими «соседями», не раскрывая им своё присутствие. Когда тебя не видят, люди более откровенны. Вспомните причастие в церкви. Подумайте о том, что шоу «Большой брат», будучи первым в своём роде, моментально завоевало популярность. Мы любим наблюдать за людьми через замочную скважину. Нам не хватает только нашей жизни.
Пару дней назад его сокурсник дал ему на время бинокль. И сейчас, сидя у батареи, он размышлял о том, как удачно, что у него оказался бинокль. Как хорошо, что он присел с ним у окна. Как замечательно, что у него вообще есть такая привычка.
Он стал понимать, что его праздное любопытство оказалось не столь бесполезным, ведь теперь он волею судьбы узнал, что за его домом кто-то наблюдает. Кто-то из окна напротив. И он не успокоится, пока не выяснит, кто и, главное, зачем ведёт слежку за его домом.
Вечерний разговор
– Дед, а в чём смысл жизни? – неожиданно спросил Максим.
После долгого и суетного дня в институте он пришёл домой ближе к вечеру и увидел деда, который безмятежно качался в кресле возле окна, наблюдая за тем, как нехотя загораются скупые звёзды на темнеющем городском небе.
В комнате царил полумрак, но вместо того, чтобы включить свет и бросить скупое «Привет», он, влекомый неожиданным порывом, присел на диван и тоже стал вглядываться в мир за окном, который медленно, но неумолимо погружался во тьму. У него появилось ощущение ирреальности происходящего. Он почувствовал себя в роли безвестного ученика, который вместе с Сократом наблюдает за бессмысленной суетой окружающего мира. И неожиданно, даже для себя, задал вопрос.
Дед слегка вздрогнул и скосил глаза на внука:
– И вправду. В чём?..
Некоторое время они молча смотрели, как на пустеющей улице ветер, словно маленький проказник, гонял листья, разбрасывая их по тротуару. Находя среди них лёгкие целлофановые пакеты, он начинал кружить с ними в танце, через мгновение отбрасывая как надоевшие игрушки, и мчался дальше вдоль улицы, хватаясь за подвернувшиеся по пути полы платьев и осенних пальто.
– Тут без пол-литру не разберёшься, а я уже д-а-авно не пью, – беззубый рот сложился в подобие улыбки, а морщинистая рука потрепала Максима по голове. – Тем более пустое это. Жить надо ради жизни. И дела делать, а не штаны просиживать да сопли размазывать от очередной обиды.
Старик чувствовал, что у внука что-то случилось. Не задаются такими вопросами ни с того ни с сего. И подбодрил его как мог,