слегка улыбнулся:
– Мелко мыслишь. Мы в твоём возрасте мечтали коммунизм построить. Вот это была мечта так мечта.
Максим тоже усмехнулся.
– Ну, сейчас времена уже не те, дед.
– И люди не те, – вторил ему хриплый голос.
Молодой человек задумался. Действительно, чего он хочет? В глобальном плане.
За окном уже был глубокий вечер. Одинокие прохожие то возникали в редких островках света уличных фонарей, то растворялись в густых сумерках. Вот прошла парочка, держась за руки и весело о чём-то общаясь. Женщина с осунувшимся лицом пронесла тяжёлые сумки, явно спеша домой к семье. Медленно проплыл в чёрной рясе священник.
– Пожалуй, я хочу делать людей счастливыми, – наконец сформулировал свою мысль Максим. И немного смутился: – Наверное, глупо?
Старик покачал головой:
– Нет. Хорошее желание. Благородное. Но главное… главное, не навязывай им своё счастье. И постарайся сам прожить жизнь человеком.
В отдалении послышались гудки сигнала «точного времени». Полная луна, будто разбуженная этим звуком, ненадолго выглянула сквозь разрывы набежавших облаков, окинула взглядом успевший задремать город и, убедившись, что в её владениях всё спокойно, укуталась в них снова, оставив мир один на один с ночью.
Камни
Он всю жизнь собирал камни. Сколько она себя помнила, он собирал камни. Большие и маленькие, серые и обладающие невероятной переливающейся раскраской, почти круглые и похожие на человеческие фигурки. Они занимали бо́льшую часть его комнаты, и порой она шутила, что очередной элемент этой коллекции, возможно, станет последней крупицей, из-за которой перекрытия старой пятиэтажки не выдержат и обрушатся на головы ничего не подозревающих соседей. С четырёх лет он тащил в дом «куриные бока», куски кварца, гранитные обломки. Потом, когда вырос, ожидаемо стал геологом и начал привозить из командировок более экзотичные лазурит, мрамор, малахит, а также образцы, не имеющие приличных человеческих названий. Тихий и необщительный, он, казалось, разговаривал с ними на каком-то своём языке молчания. Поначалу он пытался делиться своими маленькими радостями новых находок с ней. Дарил на праздники особо интересные экземпляры, называя их почему-то на латинский манер лаписами. Но, встречаясь с непониманием, всё больше уходил в себя, постепенно отдаляясь от своей, такой непохожей на него, живой и общительной сестры. Когда не стало родителей и они остались вдвоём в трёхкомнатной квартире, то почти перестали общаться, так как всё меньше находили тем для разговора.
Все эти мысли проносились у неё в голове, пока она в одиночестве шла домой, проходя островки света недавно зажёгшихся фонарей. Улица обволакивала её гулом голосов. Проплывали мимо галдящие детские площадки. Где-то неподалёку шумела сотнями шин и моторов трасса. Воздух наполняла музыка, льющаяся из торговых центров.
В последнее время её стала тяготить жизнь с братом. Всё чаще она слышала предательский голосок в голове, который