стен крепости и увидели летящие в их сторону ядра. Давлет Гирей находился в шатре. Он лежал на зелёных подушках уложенных на красно-зелёном ковре, и смотрел на ткань потолка, через которую вдруг прорвались тонкие лучи заходящего солнца. Шрапнель ударила хана в незащищённую панцирем грудь один, другой, третий раз. Из горла Давлет Гирея вырвался хрип и тонкая струйка алой крови вытекла из уголка рта.
– Трубка пять, прицел двадцать два, – скомандовал воевода. – Заряжай!
Процедура повторилась.
– Выстрел!
В разбегающихся из-под обстрела татарских воинов со стороны реки Упа, из кустов ракитника, вдруг полетели стрелы, а из-за дорожной насыпи раздались пищальные выстрелы. Татары метались по скошенным полям, не зная, где спрятаться от настигающей их небесной кары, когда из ворот один за другим появились всадники, с гиканьем и свистом бросившиеся преследовать перепуганного врага.
– Смешались в кучу кони, люди, – проговорил Санька, наблюдавший за избиением татар глазами Воротынского.
– Что ты сказал? – спросил второй воевода Тёмкин Григорий Иванович.
– Проехали, – сказал Воротынский.
Глава 4.
Отступающие конные татарские рати через день пути вдруг наткнулись на выстроенные поперёк стометрового шляха рогатины. С обеих сторон шлях сжимал непроходимый тысячелетний лес. Татары попытались разобрать рогатины, но были обстреляны из-за деревьев и запаниковали. Они были окружены со всех сторон и были вынуждены сдаться.
Воротынский ехал на коне вдоль распластавшихся на земле воинов крымского юрта, лежащие так уже почти сутки, до конца не веря в случившееся.
– Посчитали, сколько их? – спросил князь.
– Считают, – буркнул второй воевода.
Но и так было видно, что пленных много. Очень много.
– Считанных мы в рогатины и сразу угоняем. Заиндевели многие.
– Так, заставь подняться! Души позастужают… Возись потом с ними.
– Да и бог с ними. Меньше мороки, коль помрут.
– Я те помру!
Воронцов ткнул кулаком Тёмкину под самый нос.
– Государь строго настрого указал сберечь всех, кого можно. Все души свою цену мают.
– Вот-вот… – буркнул воевода. – Сам-то понимаешь, что говоришь? Души считать на гроши?
– Всё условно. Не по головам же их считать. Не скот ведь!
– Скот хоть продавать можно, а души, как на деньги считать?
Воевода помолчал недовольно сопя, но продолжить разговор не решался.
– Что ещё сказать хочешь, Григорий Иванович?
Воевода басовито откашлялся в рукавицу и, хмуро глянув направо-налево, сказал:
– Не знаю, заметил ли ты, Александр Иванович, как умирали басурмане?
– Я не поспел за тобой…
– Ну, да… Ну, да… Зато и я, и наши все заметили. Мы погнать-то их погнали… И даже били мечами, но… Они умирали раньше.
– Как это? – удивился Воротынский.
– А так! Я догоняю татарина, саблей его хрясь! Татарин падает.