Из-за беспокойств о сыне старик явно укладывался в тип «мнимого больного». Поскольку пациент жаловался на подреберную боль справа и слева, доктор несколько раз простучал эти места и не обнаружил никаких патологий. Беккет догадался, что симптомы тем не менее необходимо принять всерьез, и прописал умеренную дозу порошков и шариков, а в дополнение – разговоры.
У постели измученного профессора геологии ему стало ясно: врача и пациента должен объединять союз, а не просто диагноз. И еще он понял: иногда имеет смысл назвать болезнь, даже если ее нет. В начале практики Беккету не удалось избежать некоторых ошибок. Случалось, дама хорошего общества приходила в ужас, когда, подойдя ближе к постели, доктор делал комплимент ее здоровому виду, но с облегчением вздыхала, когда он вскоре добавлял: а вот язык обложен. Он научился и тому, что вместо истинного диагноза – слишком плотные ужины – лучше многозначительно говорить: аппендицит.
Деньги состоятельных пациентов, которым непременно нужно было болеть чем-то приличным, он тратил на лекарства и визиты в бедные кварталы.
Поскольку у стремительно выздоровевшего профессора геологии имелся большой круг друзей, в частности именитых ученых, вести о невероятно талантливом, хоть и молодом докторе разнеслись быстро.
В то время Беккет начал задаваться вопросом: почему человек вообще заболел, и все чаще осмеливался прямо заговаривать об этом с пациентами: «Почему именно сейчас? Что вы сами думаете?» И чаще, чем он мог ожидать, они открывали ему свое сердце.
Когда доктор Беккет впервые открыл дверцу коляски перед Даун-хаусом, Дарвин как раз выбирался из вольера с ведром краски в руках. Он бился над проблемой красоты, которая никак не хотела решаться грубой борьбой за жизнь. Как можно отнести к самым ловким оленей с восхитительными, но тяжелыми рогами или самцов павлина с роскошным, но неудобным хвостом? Чтобы приблизиться к разгадке тайны, Чарльз решил самовольно вмешаться в павлиньи дела: Эммиными ножницами выстриг одной птице глазки на оперении и смотрел, как над красавцем издеваются дамы. В попытке выяснить, больше ли самкам нравятся пестрые самцы, чем серые или белые, пририсовал голубям красные кружки, но главным результатом стал лишь возмущенный гомон. Подобными опытами Дарвин поверг нового доктора в такое же изумление, как и птиц-шалашников, предложив им экстравагантный материал для устройства гнезд.
Ученого мучил вопрос, полезна ли красота. И как скромно одетая в глухие коричневые тона самка павлина может быть так же хорошо приспособлена к окружающей среде, как и сверкающий великолепными красками самец.
Доктор Беккет, разумеется, не мог ответить на эти вопросы. Но Дарвин радовался интересу, с каким его слушал новый врач, чего нельзя было сказать о прежнем. Конечно, решение проблемы связано с продолжением рода, предполагал он, и, судя по всему, с выбором дамы. Если так, нужно доказать, что самка оценит любое мельчайшее изменение в оперении самца, например более длинные кроющие перья, и предпочтет