[39]. Слово «ведьма», означавшее в том числе и диагноз, так и звенело в воздухе. Первые поселенцы эмигрировали из Англии, когда помешательство на ведьмах достигло там своего апогея. Большинство из них были из самых зачарованных округов. Недавно приехавший в город незнакомец мог взглянуть на конвульсии ребенка и – лишь из доброжелательства и сердоболия – рассказать его или ее семье, что рядом живет ведьма. Они могли не соглашаться и убеждали его, что соседи – образец благочестия, но он знал лучше: «Твоя соседка – ведьма, и она рассорилась с твоей женой и сказала в сердце своем, что твоя жена – гордячка и поплатится за свою гордыню ребенком» [40]. Когда Сару Гуд, Сару Осборн и Титубу в марте взяли под стражу, в тюрьме они присоединились еще к одной обвиненной ведьме, томившейся там с прошлого октября [41]. Волшебство хорошо прижилось в Новой Англии, на этой дикой пустынной земле, населенной дьявольскими призраками французов и индейцев. Так же хорошо оно уживалось с пуританством, вероисповеданием, которое поглощает тебя всецело, лишает ощущения безопасности и жаждет конфликта, если не настоящего катаклизма, – так как само появилось на свет, можно сказать, благодаря гонениям. И тем не менее к 1692 году процессы в Новой Англии шли на убыль, как и в метрополии. Коннектикуту ведьмы досаждали сильнее, чем Массачусетсу [42]. Там казнили многих в начале 1660-х, потом смягчились и больше никогда за колдовство не вешали. Отдельные случаи еще время от времени возникали, но эпидемических всплесков больше не было.
Новая Англия тоже не проявляла особого желания осуждать на смерть. «Мы склонялись к более гуманным решениям» [43], – писал Джон Хейл после спорного помилования 1680 года, когда суд отказался осудить женщину за увечья, которые нанес прикинувшийся ею демон. Судьи проявляли осторожность, магистраты отклоняли иски и склоняли присяжных на противоположную сторону. Одну осужденную ведьму обязали выплатить штраф за ложь, другую выпороли за болтовню с дьяволом. Женщину из Плимута, клявшуюся, что соседка явилась к ней в образе призрачного медведя, тщательно допросили [44]. «Какой у того медведя был хвост?» – спросил расчетливый магистрат. Она не смогла ответить – зверь стоял к ней мордой. У медведей, напомнили ей, не бывает хвостов. За эту выдумку ей предложили выбор: либо порка, либо публичное извинение. Из ста трех досалемских дел в Новой Англии обвинения предъявили примерно в четверти случаев. Всего в Массачусетсе до 1692 года были повешены только шесть ведьм. В первый день слушаний, когда дьякон из бостонской конгрегации Пэрриса передал деревенскому пастору знаменитую книгу Уильяма Перкинса, никого, кроме мучительницы детей Гудвинов – о чем отдельно уведомили трех женщин в ипсвичской тюрьме – вот уже более четверти века не казнили за колдовство.
В десятилетия, предшествовавшие 1692 году, яростный спор о том, существуют ли на самом деле ведьмы, полыхал в Британии, где казни практически прекратились. Дискуссия эта интересовала лишь элиту. Ведьма стала предметом дебатов академиков и образованного