алчностью они оскверняли, истощали цветистую долину, не зная меры. Ан’Тея даровала им очищение божественным огнём. Города были сожжены, все их жители – погребены в пепле. Из прожжённой земли выросли искривлённые, как змеи, деревья с листьями краснее крови. Кто-то сказал, что там можно встретить духов прошлого, бесцельно бродящих по руинам некогда величественных стен. Они забирают в своё падшее царство всех, кто нарушит тишину их вечной скорби.
– Мертвы, но чисты… – Лео никогда не мог смириться с пристрастием Богини сжигать всё неугодное. Её исчезновение он считал скорее благом, чем горем.
– Свет Ан’Теи справедлив. Те обжоры получили по заслугам.
– Да она им просто завидовала!
– О, уже и не всего лишь «сказки», да?
Началась пьяная перебранка и Лео незаметно покинул компанию. Больше от них ничего полезного не узнать. Лео вернулся в комнату и прилёг, чтобы собраться с мыслями. Авель не просто так выбрал именно это место. То, как боялись Лесов Пепла, могло сыграть на руку, если нужно было исчезнуть на время. Неужели Рэванни снова в опасности? Заснуть, думая об убийцах и прячущемся в лесах брате, было трудно. Простыни колючие, подушки каменные, Мари не читает сказок. Спится так же, как дома – паршиво. «Куда бы ни шёл, всегда берёшь с собой себя» – заключил Лео и прекратил попытки уснуть. Он вернул огонь светильнику и продолжил читать Предание.
«О, печаль, в мире новом, в мире тёплого света и песен громких, смогла ты родиться в потерянных душах!
Шёпот сомнения, вкрадчивой тенью мальчика мучал долго. Он жил и вопрошал, заражал других этим, как хворь. В страхе от вредности своей, молил он Богиню снизойти, припадал коленями разбитыми к земле. И горечь его мольбы достигла Её, жившую выше облаков. Спустилась к нему в обличие женщины длинноволосой, золотой. Свечение кожи Её отгоняло сомнение всякое, а глаза Её пронзали страх, сердце тревожное освобождая. Мальчик поднялся с колен, губы не смели произнести ни слова – первое слово всегда за Богиней.
«Мольбы твои были услышаны, дитя моё. Подойди».
Мальчик приблизился, говорить не смел. Его оглушал божественный голос, глаза слепило свечение.
«Волосы твои так же необычны, как и судьба твоя, дитя. В них нитью проходит пламя моё, но то, что я вижу в глазах…».
Божество протянуло руку и коснулось щеки мальчика. Теплота прошлась по телу, изгнала вопросы, терзавшие разум его. И губы его смогли наконец произнести:
«Моя судьба. Моё пламя. Мой мир».
Мальчик убрал ладонь божества с мокрой от слёз щеки, сжал её и впился в запястье тонкое. Яркая жидкость окропила клыки его. Рука Богини обернулась крылом горящим и отбросила мальчика прочь. Половина лица его сгорела. Богиня, оставив кожу женскую, пламенной птицей устремилась ввысь, сжигая преграды из листьев и веток.
«Отнесите меня к Стреле!».
Мальчик был не один. Из тени деревьев вышли люди и сделали, как он просил. Величайшую Стрелу натянули на кривой баллисте, таившейся в зарослях, как охотник. Мальчик