кого-то на улице, но это было отражение. Все то время, пока я смотрела в окно, оно стояло прямо за мной… А когда я все поняла и обернулась, его уже здесь не было.
Камилла всхлипывает.
– Я не понимаю, просто не понимаю, Хэв! Почему это происходит со мной? Почему именно со мной? Что я сделала не так?
– Я не думаю, что ты в чем-то виновата…
– Да? Ведь ни с кем больше такого не случается. А со мной вечно происходит что-то плохое. Родители развелись, теперь это…
– Мы разберемся во всем, ладно? – Хэвен обнимает ее и вспоминает, как говорила точно также. Точно такие же слова вырывались из ее горла вместе с рыданиями, когда чуть больше полугода назад она упала на потертый фиолетовый коврик в их ванной комнате в Нью-Йорке, в первый день после возвращения из больницы, и ревела. Как по ее щекам текли горячие слезы и, вытирая их руками, она вспомнила, как пыталась прижать ладони к его ранам, как горячая кровь сочилась между ее пальцами, и как она кричала, когда подоспевшие на помощь люди оттаскивали ее от него… В тот момент она ненавидела их всех. Не человека, сидевшего за рулем грузовика. Не парня, пристававшего к ней на вечеринке, из-за которого ей пришлось запереться в туалете и позвонить Джеймсу. В тот момент она ненавидела тех людей, потому что они забирали его у нее. Потому что уже тогда подсознательно она понимала, это последний раз, когда она видит, как пульсирует жизнь в его глазах. В тот день, сидя на полу в ванной, Хэвен не чувствовала ничего кроме разрывающей ее изнутри пустоты, и пустота это пожирала ее.
– Ты не виновата. Правда. Думаешь, я знаю, что происходит? Я тоже ничего не понимаю. Но я обещаю тебе, вместе мы во всем разберемся.
Камилла вытирает слезы рукавом пижамы и пытается улыбнуться.
– Правда?
– Правда.
– И ты мне веришь? Веришь, что мне это не приснилось? И что я не сошла с ума?
– Верю.
– Но почему?
Хэвен вздыхает:
– Потому что иначе мы с тобой обе сошли с ума.
Неожиданный стук заставляет их вздрогнуть.
– Что это было? – вот теперь Хэвен по-настоящему страшно, опасность близко, и как бы не остаться парализованной от страха.
– Дверь.
– Что?
– Кто-то стучит в дверь.
Хэвен вспоминает ручку в виде львиной лапы и представляет, как чья-то рука обхватывает ее…
– Так, все! Ками, мы должны кого-то позвать на помощь. Нужно разбудить твою маму!
– Ты что, издеваешься? – голос Камиллы дрожит еще больше, чем голос Хэвен. – Она принимает снотворные, ее и упавший метеорит на нашу лужайку не разбудит!
"Иначе бы она давно проснулась от крика Камиллы", – думает Хэвен и согласно кивает.
– Хорошо, – она пытается говорить медленнее, чтобы ее голос дрожал не так сильно. – Тогда мы должны позвонить в полицию.
– И что мы скажем? Что я видела монстра в своей комнате, а потом он исчез?
– Нет. Скажем, что кто-то пытается проникнуть в дом.
Словно в доказательство ее слов, стук повторился.
– Хорошо. Давай мы спустимся и посмотрим, кто это.
– И кто, по-твоему, это может быть в