к ее дому. Жигуленко, держа под руку девушку, замедлил шаг: ему хотелось еще побыть с ней. Этого хотела и Наташа. Но какой-то беспокойный бесенок толкнул ее, и она решительно сказала:
– Мне пора… Уже поздно…
– Что вы, Наташа! Так скоро? – В голосе Жигуленко звучала обида.
– Мачеха будет ругать… Который час?
– Половина двенадцатого. А мачеха у вас сердитая?
– Всякое бывает… – Наташа раздумывала. Идти домой не хотелось.
Жигуленко продолжал уговаривать:
– Давайте присядем.
Они сели на скамейку у калитки.
– Наташа, вы хорошо танцуете.
– У меня стаж.
– Большой?
– Около года.
– Танцы – буржуазные пережитки. Я за то, чтобы их запретили. – Жигуленко улыбается.
Она видит это по ровным рядам белых зубов.
– А я против.
– Почему?
– А как люди тогда знакомиться будут?
Жигуленко пододвигается ближе, берет руку Наташи. Она осторожно освобождает ее.
– А где ваш друг Миронов?
– Читает, наверно. Чудак. Увлекся Гомером. Стоит тратить время на такие ветхозаветные древности!
– Ветхозаветные? А представьте, я тоже читала Гомера, мне нравятся и «Илиада» и «Одиссея».
– Я тоже люблю читать, но не старину, которая попахивает нафталином.
– Значит, вам не нравятся «Овод», «Спартак»?
– Ну, бывают исключения, иногда и о старине пишут неплохо, – неопределенно отозвался Жигуленко. – Вот хотя бы Байрон. Его «Корсара» я раз десять перечитывал.
– Байрона я тоже читала… А музыку вы любите?
– Только не классическую… Уж слишком пичкала ею меня мать, таскала по филармониям и театрам. Она у меня артистка. Вообразила, что я недюжинный талант, и прямо приковала к роялю. Но Чайковский из меня не получился. И я вспоминаю эти годы с отвращением.
– А я мечтала научиться играть на пианино. Да все как-то не удавалось.
– Зато меня буквально мучили искусством мои предки!
– Какие предки?
– Да мои родители… Моя маман упорно хотела открыть во мне какой-нибудь талант. Я заучивал на память монологи всяких гамлетов, учился в балетной школе, пробовал даже рисовать и писал стихи.
– Как же получилось, что вы стали военным? Не раскаиваетесь в этом?
– Что вы! Ведь я же добровольно пошел в военное училище. После десятилетки я долго не знал, куда пойти. Спасибо, троюродный брат (он старше меня на три года) помог дельным советом. Встретил я его как-то, а он говорит: «А что, если тебе, Женька, пойти в военное училище? Парень ты отчаянный».
– Значит, вы довольны?
– Как видите. Но в жизни не всегда делается так, как бы хотелось. Многое в службе зависит не от наших желаний. Посылали меня сюда – обещали роту, а пришлось взводом командовать.
Наташа посмотрела на него долгим, оценивающим взглядом.
– Когда у папы спрашивают, любит ли он свою профессию, он отвечает стихами… Хотите, прочту?
– Прочтите.
– Как твои, солдат, дела?
Трудна