хлынул неиссякаемый поток посетителей. Постепенно Мюрат получил непосредственный доступ к церковным счетам. Поначалу за его действиями зорко наблюдал епископ, но со временем степень его свободы возросла. Тогда-то Мюрат и начал проявлять то, что было его величайшим даром и наиболее высоко ценилось церковным начальством. Он был финансовым гением. Он спекулировал на бирже, непостижимым образом зная, когда надо покупать, а когда продавать. Сначала совсем немного, ибо тогдашний епископ имел весьма расшатанные нервы и к тому же умел хорошо управлять своим аппетитом к азартным играм. Однако каждый успех Мюрата приносил больше свободы, пока наконец он вообще не перестал спрашивать позволения у епископа. Такую же гениальность Мюрат продемонстрировал в покупке и продаже имущества. Как и с акциями, он всегда знал, как поступить с имуществом и когда это лучше сделать. Одной сделкой по купле-продаже земли он мог принести Церкви больше денег, чем за двадцать лет стояния за кафедрой.
Если отец Мюрат и проявлял в делах резкость и даже беспощадность, то жалобы на него не достигали ушей епископа. Да, ходили слухи о каких-то его темных делишках и финансовых операциях на грани дозволенного, но, пока доходы епархии росли, епископа не тянуло проверять гроссбухи. Если другие священники не любили Мюрата, для него это почти не имело последствий. Если самому епископу не нравился отец Мюрат за холодный, пустой взгляд и отсутствие Божьей искры внутри, если он чувствовал некий холодок, когда слушал его разговоры, то все это отметал и сосредоточивался на более важных делах епархии, поскольку был человеком, понимающим толк в практических результатах и способным оценивать амбиции. И прежде всего он был человеком, умеющим считать. Его епархия всегда имела избыток долгов, а не наличных денег. С момента появления отца Мюрата прошло всего два года, а в епархии уже нашлись деньги для ремонта собора – впервые за двести лет. За этим последовали улучшения и ремонт в других местах, включая и дворец епископа. Теперь денег хватало даже для пожертвований на фонд ремесленников и сиротский приют. Епископ был очень доволен.
Деньги поступали и на счета, о которых не знал даже епископ. То были частные счета, открытые Мюратом и известные только ему. Поначалу там лежали скромные суммы, но каждый успех делал его смелее, и количество денег росло. Мюрату требовались деньги, чтобы действовать таким способом, который порой вызывал брезгливость у людей чувствительных. Были непростые сделки, требующие завершения, и чиновники, которых нужно было подкупить. Подобные действия его менее практичные начальники вряд ли одобрили бы. Но по мнению Мюрата, все это было вполне оправданно. В любом случае без него Церковь вообще не имела бы денег, а поскольку все это делалось во имя Церкви, его действия были совершенно приемлемы. Со временем граница между интересами Церкви и интересами Мюрата стала размываться. Он начал пользоваться деньгами для своих личных потребностей, число которых постоянно