пространству и молча закуривает ее. Вся семья замирает и в доме наступает идеальная тишина. Даже мухи затихают по углам, никто не дышит, пауки перестают жевать своих жертв на паутинах, в ушах звенит от вакуума. Ужас! Я ложусь под одеяло в колготочках и в кофте, приобнимаю Лиду, она дрожит как осиновый лист, но успокоить ее у меня не хватает сил. Я тоже дрожу от понимания, что в следующий момент, папа заговорит. Сначала полушепотом, как будто поднимается ветерок перед бурей, с каждым предложением слова будут звучать злее, тон грубее.
А я начну, глотая слезинки, молиться, но не Аллаху. А моему неизвестному рыцарю, ну можно его так не называть, конечно. На самом деле с какого-то времени мне начало казаться, что на этой планете живет молодой такой, красивый паренек, мой. Не знаю, что значит мой, но я так чувствовала. Он хочет забрать меня отсюда, от этих страхов, невзгод, ссор. Он как будто ищет меня, ждет со мной встречи также сильно, как и я. Как будто он знает, что надо забрать меня от всех этих людей, которые не любят ни друг друга, ни своих детей, никого. Спокойнее мне не становилось, но в сердце теплилась надежда и вера в доброе, светлое, и я его ждала. Наперекор здравому смыслу, я тихо молилась под одеяльцем и ждала его…
А в этот самый миг мама, затаив дыхание, в своей спальне ждет удобного момента, когда папа отвлечется на минуту и выйдет на улицу, чтобы взять очередную пачку сигарет. Она внезапно вскочит, подбежит ко мне, резко толкнет меня в бок и быстро начнет будить брата, одевать младшую и шептать мне:
–Быстрей! Быстрей! Одевайтесь, помоги ему, учебники, тетради свои возьми! Быстрее же, затаитесь у входа!
Три комочка, мы быстренько семеним, в затаенный узенький уголочек в раздевалке. Там можно присесть на пол малюсеньким детям и спрятаться на время. А когда папа, уже разъеренный, в гневе пойдет искать нас по дому, мы прошмыгнем на веранду, а оттуда рукой подать до улицы и можно спрятаться в укромное местечко, подальше от всего этого. Главное, чтобы мамочка успела выбежать за нами. Иногда, она не успевает. Обнаружив, он подбегает к ней, но я уже ничего не вижу, дверь закрывается. Только слышу, как она тонким голосом просит отпустить ее.
В ту секунду я оглядываюсь, не бегу, время останавливается, слезы текут рекой. “Мама, мамочка… Что же мне делать?” Глаза полны воды. Я чувствую, что из них снова потекли слезинки, как дождевые капли. Бесперестанно, рекой, океаном, очень много слез. Я стою и не могу решиться, бежать к ней, чтобы просто разделить ее участь, это единственное что могла бы сделать девчонка девяти лет или увести младшеньких подальше отсюда. Пока он и их не поймал в порыве злости. Мысленно отчаянно кричу маме: “Мам, мы там, ждем тебя, на нашем месте, за углом по улице, мы ждем тебя там, мам…” Как же мне было больно, страшно и обидно в те минуты. Как же мне было больно и страшно.
Много лет подряд, я буду видеть эту несчастную дорожку отступления во сне. Просыпаться в поту, буду мечтать забыть об этих детских воспоминаниях, но нет. Мы снова и снова будем