Недаром собратья по цеху сразу стали воспринимать Пастернака всерьез.
В 1921 году его родители и сестры уехали в Германию. Сначала считалось – на время, но вскоре стало понятно, что в Советскую Россию они больше не вернутся. Борис приезжал к ним, жил по нескольку месяцев, но возвращался на родину.
Тем более там его слава росла. В 1922 году вышла последняя «авангардистская» книга «Сестра моя – жизнь», которая поставила Пастернака вровень с первыми поэтами того времени и в то же время усложнила его отношения с ними. Разрыв с Маяковским, драка с Есениным…
На первом съезде советских писателей в 1934 году Николай Бухарин призвал официально объявить Пастернака лучшим советским поэтом. Зал ответил дружными аплодисментами.
Узнав об этом, Лиля Брик, что называется, стала обращаться во все инстанции с письмами, утверждая, что лучший советский поэт – покойный Маяковский. Подействовали ли ее письма или власти было удобнее восславлять мертвых, но наследие Маяковского стало возвращаться к читателю, а слава Пастернака закатываться.
Что стало причиной, до сих пор загадка для литературоведов: то ли заступничество поэта за арестованных сына и мужа Ахматовой, то ли публикация стихотворений о Сталине, которые вождю не понравились. Есть версия, что Сталин стал презирать Пастернака за то, что тот во время их телефонного разговора ничего не ответил на вопрос: «Мастер ли Мандельштам?», – а вместо этого попросил о личной встрече, чтоб поговорить «о жизни и смерти».
Так или иначе, с середины 1936 года газеты печатают злые статьи о стихотворениях Пастернака, требуют «идейно перестроиться». Журналы и издательства не принимают новые произведения поэта. Он вынужден обратиться к переводам. К счастью, с жильем всё было к тому времени устроено – квартира в центре Москвы, дача в Переделкине… При всех дальнейших невзгодах, Пастернак был избавлен по крайней мере от скитания по чужим углам.
Пастернак-переводчик, по-моему, конгениален поэту. «Фауста», «Гамлета», «Марию Стюард» мы читаем на его языке. Благодаря Пастернаку русский читатель, по существу, открыл для себя поэзию Грузии. Но все же переводческая деятельность была ремеслом, и под конец жизни он жалел, что потратил на переводы «самое плодотворное время».
В 1937 году его должны были арестовать. По крайней мере сам Пастернак и его близкие были в этом уверены. И на то была веская причина: поэт демонстративно отказался подписывать коллективное письмо в поддержку расправы над Тухачевским, Якиром…
Не арестовали. По преданию, Сталин велел не трогать «небожителя», общающегося с Шиллером и Шекспиром. Опала постепенно сменялась новой волной если не славы, то признания. В 1943 году вышла большая поэтическая книга «На ранних поездах», имя Пастернака стало всё чаще появляться в печати.
И тут писатель засел за роман, который, с одной стороны, принес ему мировую известность, с другой, сделал изгоем в последние годы жизни, а в третьей, тем самым Прометеем, что принес людям спасительный огонь.
Правда, к большинству советских