уже пожалеть, что не задержалась еще на пару минут и не нашла одежду поприличнее. Я ужасно краснею – не только щеками, но и шеей, и грудной клеткой, и вообще. А весь этот непонятный-невнятный разговор так и провоцирует меня покраснеть.
– Не люблю ходить в тишине, – Ник пожал плечами.
– Мысли в голову лезут?
– Скорее, домыслы.
Я не нашла, что на это ответить. Поэтому предложила:
– Тогда, может, это ты расскажешь что-нибудь?
– А ты хочешь узнать что-то конкретное? Спрашивай, не стесняйся. Может быть, я даже отвечу.
Какая честь, вы только на него посмотрите.
– Не хочу, – призналась я. – И о себе рассказывать тоже.
– Я тебя разговорю. У меня талант.
Сколько сомнения было в моем взгляде после этих слов – не описать. Я прямо-таки излучала скепсис.
Тишина все-таки вернулась к нам. Секунд на десять. Потом Ник невинно полюбопытствовал:
– Вот эта вот просьба от Ильи про покатать тебя – к чему она была? Он мне ничего не объяснил. Любовь к молчанию – это у вас семейное?
– Да, семейное.
– А первый вопрос?
Мне подумалось – ну, ладно, как-никак, он мне помогать собирается. Так что я все-таки решила ответить:
– Проникнуться атмосферой хочу. Чтобы дописать стих.
– Ты, типа, поэт? – и брови взлетели высоко-высоко.
– Можно и так сказать…
– Я тоже когда-то был. Те стихи, что ты читала до того, как я дал о себе знать, мои.
«Я выбрал бы трепетно-белый, трепетно-белый цвет».
– А потом прекратил?
– Перерос.
– Почему?
– Кто кого пытается разговорить, Ника? – он покосился на меня с легким недовольством. – Но мне нравится, что ты начала задавать вопросы. Да, продолжай. Ну, перерос. И все.
– Прошла любовь, что-нибудь в таком духе?
– Ты – опасный человек, Ника, – Ник покачал головой. – У вас это тоже семейное? У тебя, наверное, еще и память хорошая? Скажешь тебе что-нибудь, не подумав, а через пару лет это всплывет? И останется только подумать – вау, как это можно было запомнить?..
– У Ильи такая, – согласилась я. – У меня нет.
– Расскажешь?
– Что именно?
– Ну, например, историю про то, как ты забыла что-то важное. Или тщательно делала вид, что забыла. Нам, конечно, недалеко. Но и не близко. Успеешь.
А народу на улицах, как назло, становилось все больше и больше.
И нас в самом деле время от времени награждали взглядами. Меня немного волновало, что один из этих взглядов вдруг может оказаться взглядом кого-нибудь из моих знакомых.
Ник не был красивым в той степени, как того требует наше общество. Но притягивал к себе неимоверно сильно. Как будто прятал в себе какую-то особую ауру, к которой так и хочется прикоснуться. Не знаю. Ведь я разговариваю с ним несмотря ни на что…
А я… я-то к себе внимания никогда не привлекаю. Нет ничего выдающегося ни в моей ауре (запутавшейся в лабиринтах собственной души девочки),