соучеников, я вместе с другими тремя товарищами-единомышленниками прилежно занимался. Мы были настолько усердны в учении, что еженедельно собирались по вечерам и за чаем, сдобренным ванилью (!), упражнялись во французском.
Не могу не отметить, что я прочно усвоил привитые мне под родительским кровом благородные и серьезные взгляды на жизнь и считал своим долгом любой ценой довести это до сведения окружающих. Так, например, когда наш «квартет» однажды купил ложу в Кёльнском театре на совершенно безобидную оперетту, я, исполненный чувства морального превосходства, выразил свое презрение к этому музыкальному жанру тем, что сидел спиной к сцене и демонстративно читал «Кёльнише цайтунг».
Неудивительно, что с такими принципами я успешно прошел одногодичный курс обучения – другие юные джентльмены, уступавшие мне в «благородстве», добились, впрочем, того же результата – и к Пасхе 1880 года получил аттестат ткацкого мастера.
Теперь мне предстояло приобрести необходимые коммерческие навыки на каком-нибудь текстильном предприятии. Из воспитательных соображений отец, приучавший меня к самостоятельности, потребовал, чтобы я сам выбрал учебное поприще, оставив, правда, за собой право вето.
И вот с рекомендательным письмом директора Школы ткачества в кармане я отправился в Мюнхенгладбах, чтобы представиться господину Рудольфу Эверлингу в фирме «Эггелинг и Эверлинг» и провести с ним переговоры о своем обучении. Это и в самом деле были переговоры – восемнадцатилетнего юнца и директора фирмы. Потому что срок обучения в торговом доме «Эггелинг и Эверлинг» составлял три года, я же намеревался сократить этот срок до двух лет. Мне удалось добиться своего, и, получив согласие отца, я вскоре вернулся в Мюнхенгладбах, чтобы провести там два благословенных года.
30. Учеба в Мюнхенгладбахе
Предприятие, на котором я проходил обучение, было маленькой, но очень четко и эффективно работающей ткацкой фабрикой, насчитывавшей всего шестьдесят механических станков, вырабатывавших хлопчатобумажные ткани для пошива брюк и добротную бумазею. Имевшаяся при фабрике прядильня была оснащена всего 4000 веретен. Я потом всегда удивлялся, как такие миниатюрные фабрики умудряются выживать.
Малые масштабы предприятия позволяли нам, ученикам, потрогать все своими руками, увидеть все собственными глазами и получить пример максимально экономного хозяйствования. Что касается численности персонала, то большей экономии добиться там было просто невозможно: один приказчик, два начальника и три ученика (последние, разумеется, не получали жалованья). Бухгалтерия была допотопной, так называемой «простой». К счастью, однако, у фирмы был копировальный станок, так что ученикам не приходилось вручную копировать письма в так называемые копировальные книги, как это делалось ранее.
Мой начальник, Рудольф Эверлинг, был образцом добросовестного, честного и усердного фабриканта. Он заведовал ткацким производством.
Его компаньон Эрнст Эггелинг, финансист и аристократ