меня в известность об этом. Или руководство Центра ждет, когда я покончу жизнь самоубийством, выбросившись из окна или вскрою себе вены? И тогда вопрос с поиском предателя будет закрыт. Нет, господа, не дождетесь… У меня есть собеседник, с которым я провожу время, и он, уверен, вашу надежду на самоубийство тоже не поддержит.
Ведь в группе обмена нас всего-то десять человек.
И если среди нас нет предателя, то какие проблемы нас всех трудоустроить? Ведь на первом совещании. Ведь на первом совещании генерал сказал, что разведчики – товар штучный. И чего стоят эти слова? Выходит, пустой звук. Я бы с удовольствием вернулся в АПН, я же там работал и хорошо знаю специфику… Но я также знаю, что профессионалам там места нет. В первые же годы все журналисты, которых привел с собой Бурков из газеты, были вытеснены сынками, внуками, племянницами из правящей элиты. Там даже поработала Галина Брежнева, дочь Буденного, жена космонавта, бывший посол на Кубе… Список громких фамилий можно продолжать до бесконечности. Бурков был первый и единственный журналист. Потом его кресло занимали только работники ЦК, в том числе Фалин – заведующий международным отделом ЦК. И я захотел, чтобы мне нашли местечко в этой конторе?
– Глупец, – сказал черный человек. – За время твоей работы в загранке в стенах АПН произошли изменения и туда вернулись журналисты? Их как не было там, так нет и сейчас, – обрубил он все мои надежды на возврат туда.
Допросы и полиграф
Допросы шли почти каждый день. Хорошо, что давали время отоспаться и немного отдохнуть. У них это называется «побеседовать». Кретины, я их начинал ненавидеть. Налицо явные попытки сделать из меня стрелочника, чтобы выгородить генерала.
Это выполнение приказа сверху. Просматривались два варианта. Первый: англичане не верят Потееву, считают, что он выполняет какое-то задание КГБ, но, когда тот выкладывал папки с грифом «сверхсекретно», сомнения исчезают. Второй вариант:
КГБ не хочет верить в предательство генерала, считая, что это недоразумение, сверхлюбовь к семье и жертва карьеры. Но начавшиеся аресты нелегалов заставляют смотреть на Потеева по-другому, трезво, без розовых очков. А тогда решили спасать честь мундира. А ведь всего этого бы не произошло, если бы сразу обратили внимание на сигналы, поступавшие на Потеева от контрразведки. Например, отъезд семьи за рубеж, тогда это посчитали за мелочь и не обратили серьезного внимания, но в нашей работе мелочей не бывает.
Меня продолжают вызывать. И вот однажды посадили за полиграф. Предсказание Столбова сбылось. Я слышал, некоторые из группы обмена тоже прошли через него. «Ребята», – сказал я операторам, их двое. – «Для чего вы мне дали какие-то таблетки? От них я могу уснуть. Меня уже сейчас клонит ко сну. Или вы думаете, что я во сне сознаюсь в предательстве, которого я не совершал? На моем месте должен сидеть Потеев, но вы явно опоздали, проспали. Взять на себя его вину я не собираюсь, даже спящий. Вы зря стараетесь.