базаре любопытной Варваре что намедни мужики оторвали? Знаешь?
– Так то на базаре, а мы с тобой в Божьем храме. Всё-таки разница. И меня, между прочим, Иваном зовут, а тебя, слыхал я, Никиткой кличут?.. Будем знакомы.
Никитка плотно сжал губы, колюче нахмурил редкие бровки и спрятал руки за спину.
– Не скажешь? – ласково поинтересовался Иван.
– Очень нужно.
– Тебе, может, и не очень, а у нас в том крайняя надобность. Понимаешь, мы должны точно знать, за что тебя пороть будем. Верно, Алексей Иванович?
– Не понял, – Никитка задёргался, маленькие чёрные глазёнки его забегали, и на всякий случай он попятился к выходу.
– Всякому безобразию должно быть своё приличие, – улыбнулся Иван. – Скидавай портки.
– Чего?!.. – Никитка распахнул рот и от удивления забыл закрыть.
– Штаны сымай, я тебя пороть буду, – спокойно ответил Иван, вытягивая из брюк широкий солдатский ремень. – Алексей Иванович, нам с Никитой лавка понадобится, так что будь другом, освободи.
– Ну, ты того… Соображаешь?.. Вы не очень-то… чтобы это… в общем… Ну, совсем!.. – язык у парня заплёлся окончательно, ноги ослабели, он дрожал как осиновый лист. Его убивала спокойная уверенность незнакомого человека.
– Поторапливайся, – Иван поставил скамейку напротив иконы "Умиление". – Нам с Алексеем Ивановичем ждать недосуг. У нас в дому самовар стынет.
Злоумышленник был неподвижен.
– Тебе что, помощь требуется?
Тут Никитка сорвался с места и что есть духу кинулся вон из церкви, но в самых дверях нос к носу столкнулся с Егором, который на своей деревянной ноге, наконец, доковылял до храма.
– Ты куда?!.. – инвалид схватил его за шиворот.
– Помогите!.. – тонко пропищал Никитка.
– Беспременно поможем, ты не сумлевайся, – Егор сразу разобрался в ситуации. – Лексей, что мне с поганцом делать? К тебе доставить? Или костылём под зад и на волю пустить?
– Веди его сюда, Егорушка, – голос у Ивана был ласковый, нежный.
– Отпусти…те… – ужасу Никитки не было предела. – Вы права такого не имеете!.. Не по закону это!.. Я жаловаться буду… в суд иску напишу… – лепетал Никитка, еле переставляя ватные ноги. – Где это видано, чтобы людей… в храме… постыдились бы… Нехристи!..
– Глянь-ка, и про храм, и про стыд вспомнил!.. Молодец!.. Явный прогресс у мальца намечается… Ложись!..
– Иван, давай отпустим его, – Алексей совсем растерялся.
– Обязательно отпустим, только экзекуцию проведём.
– Неужто ты его на самом деле собираешься…
– Пороть?.. А то как же?!.. Между прочим, очень полезная процедура. Меня папаня, пока жив был, частенько розгами оглаживал. Может, потому я человеческий облик не до конца потерял, что науку эту на всю жизнь запомнил. Тебе сколько лет?
– Семнадцать… с половиной.
– И что, милок, батя тебя частенько драл?
– Нет у него бати, в 43-м погиб, – вступился за Никитку Егор. – Безотцовщина.
– Сирота я, – жалобно проскулил тот.
– Вот