могли быть печёные овощи, но тут повара что-нибудь бы придумали. Я стянул всего одну плошку с жареными перцами и фасолью. Себе я торжественно поклялся вернуть её на место и даже помыть, чтобы все было честно.
Пока же, пользуясь тем, что взгляды людей скользили мимо меня, я буднично и неторопливо обслужил себя сам в ближайшем трактире. Заведение было явно для белой кости, так что мне пришлось потрудиться, чтобы найти что-нибудь мне привычное. Ризотто (что это, кстати?) по понятным причинам отпадало, так что лакомиться пришлось бараньей ногой. Естественно, я не заплатил. Стыдно, но очень приятно, ведь мало когда удается ощутить себя таким богачом, чем когда ты берешь что-то бесплатно. Весь мир – на твоей ладони! Ну, или, по меньшей мере, баранья лапа.
После знатного перекуса, мне не хватало только помывки. Благо, обследуя трактир, я вскоре наткнулся на банную комнату. От раскалённых камней поднимался горячий пар, окутывая её жарким туманом. Воздух был пропитан запахом душистых масел, легко проникающим в лёгкие. Стоило только мне ступить внутрь, и кожа тут же стала краснеть и покрываться мелкими каплями влаги.
Посреди комнаты стоял дубовый чан, уже наполненный горячей водой. Над ним поднимался густой пар и зависал в воздухе жарким туманом, словно низкое облако. Вокруг были разбросаны пушистые полотенца и ароматные мыла.
– Роскошь, – изрёк я. Надо было срочно туда заходить, что я и сделал.
Погружение в горячую воду вызвало непередаваемый восторг в натруженных мышцах. Моё тело от любых водных процедур за столь долгое время совершенно отвыкло, и сейчас пребывало на седьмом небе. Я тут же принялся натираться мочалкой и мылом, с моей кожи потекли грязные струи. С меня будто струпьями, слезала чёрная жижа и смешивалась с мыльною пеной. Как же мне хорошо!
Когда входная дверь вдруг решила открыться, восторг у меня поутих. Мой отвод глаз был настолько совершенен, что позволял расхаживать вплотную к любому обычному человеку и не вызывать подозрений. С кем-то вроде магов, священников или паладинов я такой фокус провернуть бы боялся. Но на простых людей отвод глаз пока работал великолепно. Настолько великолепно, что у меня не оставалось никаких шансов предупредить, что в бане занято.
В комнату, что-то мурлыча себе под нос, впорхнул невысокий крепенький толстячок. Почесывая на груди курчавую шерстку, он широко осклабился при виде исходящего из бадьи горячего пара, и двинулся в мою сторону. Единственным, что скрывало его первобытную наготу, было белое полотенце. Решительно стряхнув его с чресл, он полез ко мне в воду.
– А-а-а, ты куда?! – я округлил глаза от неожиданности. Загребая всеми конечностями и скользя босыми ногами о дно бадьи, я ринулся наутёк.
«Это же мужеложец!» – подумал я. Самым тревожным мгновением в моей жизни стал тот, когда я перелезал через край чана и меня могли подловить сзади крепкие волосатые лапы. Сердце стучалось в груди перепуганной птицей. Но всё обошлось.
Лишь выбравшись наружу и поскользнувшись на мыльных ногах, я выдохнул и опомнился. Отвод глаз всё ещё прекрасно