дай мне волю, вообще утащил бы.
– Ну так и утащи. Все равно ее выбросили.
– Неееет, – тянет Тони, и вид у него делается загадочный и лукавый. – Отсюда ничего забирать нельзя.
– Почему нельзя?
– Потому что это такое специальное особенное место, куда можно только приносить. Неужели непонятно?
– Конечно, непонятно. Ты же еще ничего не объяснил.
– Твоя правда, не объяснил, – миролюбиво соглашается он и усаживается прямо в густую траву – больше все равно некуда.
Теоретически мы находимся в самом центре Вильнюса, на улице под названием Зарасу. На практике же, сидим на окруженной деревьями поляне между маленькой речкой Вильняле и старым Бернардинским кладбищем, что на холме. За густыми зарослями не видно ни воды, ни жилых домов, и трудно поверить, что, к примеру, до ближайшей французской пекарни, где кофе варят кое-как, зато в круассаны явно добавляют солнечный ветер, отсюда пять минут быстрым шагом. Но это совершенно нормально для Вильнюса, города, который, по моим ощущениям, не построен на месте вырубленного леса, как прочие человеческие поселения, а пророс сквозь лес, почти его не потревожив.
Нынче сентябрьское полнолуние, очередной день рождения Нёхиси. И я тут как тут – такие праздники пропускать нет дураков. В одном кармане у меня крепкий осенний туман, настоенный на шорохе палой листвы, в другом – звонкое многоголосье цикад, последнее выступление в этом сезоне, настоящее сокровище, но для Нёхиси мне ничего не жалко, гулять так гулять.
Когда Нёхиси пьян, там, где ступает его нога, расцветают легкомысленные маргаритки, и если ему взбредет в голову гулять по тротуарам – тем хуже для асфальта, придется пойти трещинами, чтобы дать прорасти цветам. Но сегодня Нёхиси желает бродить по траве, все еще по-летнему густой и зеленой. Поэтому мы слоняемся по берегам Вильняле, громко, размахивая руками и перебивая друг друга, говорим обо всем, что взбредет в хмельные головы, хохочем на пустом месте и обнимаемся от полноты чувств. Наше заповедное поле для игры в фанты совсем рядом, но мы не спешим, напротив, тянем время, предвкушаем грядущее удовольствие. И весь город, нетерпеливо приподнявшись на цыпочки, предвкушает его вместе с нами.
Мы с Нёхиси всегда счастливы. Но в такие вечера, как сегодня – особенно пронзительно.
Как будто мы почти есть.
– На самом деле, – говорит Тони, – я толком и объяснить-то ничего не могу. В смысле сам мало что понимаю. С этим местом странная история: о нем знают почти все зареченские[12] старожилы, нынешние и бывшие, а также их ближайшая родня. Но никому не рассказывают, да и друг с другом не обсуждают почти никогда.
– Но тебе-то рассказали.
– Ну да. Мне повезло. Но ты учти, я же целых шесть лет снимал здесь мастерскую. Стал завсегдатаем всех окрестных кафе, кроме разве что «Торреса», очень уж там дорого. Как минимум раз в неделю обхожу