что означает искусство «широкой игры».
Мой противник замер. Замер, будто не верил, что это возможно. Смерть предстала перед ним в образе юноши в монашеской одежде и с окровавленным мечом в руке. Увы, у меня не было выхода. Он был убит, хоть и не верил в это. Сделал шаг вперед, и тут силы оставили его – он рухнул на колени, потом завалился на бок и затих.
Мне было трудно дышать, а запоздалый страх опутал по рукам и ногам. Оглянувшись, я увидел, что остался один. Остальные лежали на земле. Единственным оставшимся в живых был тот самый мужчина, который подвергся нападению. Я подошел и опустился перед ним на колени.
Средних лет, русоволосый, с аккуратно подстриженной бородой. Дорогая, но изрядно испачканная одежда указывала не только на его высокое положение, но и на проделанный путь, который пришлось совершить, прежде чем оказаться на улочках Баксвэра. Судя по следам глины на сапогах – он прибыл с севера и застал в пути оттепель, случившуюся несколько дней назад. Незнакомец был тяжело ранен, а кровь в уголках рта не оставляла надежды на спасение. Когда я приблизился, он был еще жив.
– Брат… – прохрипел он, пытаясь достать что-то спрятанное под окровавленным дублетом. Пальцы уже не слушались, а взгляд стал мутным и безжизненным. – Письмо… Настоятелю… Никому… Никому больше…
– Сударь… – начал я, пытаясь объяснить, что являюсь простым послушником, но он уже не слышал. Дернулся и наконец испустил дух, держа в руках свиток. Измятый, со следами крови и запечатанный красной сургучной печатью.
Глава 6
Это происшествие, довольно рядовое для любого города, неожиданно получило широкую огласку и послужило причиной для множества слухов и разговоров. Как выяснилось позднее, один любопытный купец, привлеченный звуками драки, наблюдал за ней из окна своего дома. Он не преминул поделиться увиденным со своей женой, а следом за ней узнал и весь Баксвэр…
Если верить словам торговца, то в образе монаха явился сам Ангел Господень, который огненным мечом покарал разбойников, напавших на путников. Слух о чуде разлетелся по всей округе, но это сослужило мне очень плохую службу.
– Даже не знаю, что сказать, сын мой… – начал отец настоятель, но покачал головой и замолчал, будто не находил слов, чтобы выразить свои чувства. Он долго молчал, перебирая тяжелые четки, а потом поднял седую голову и посмотрел на меня: – Жак, вы осознаете всю тяжесть содеянного?
Нашему аббату, отцу Хьюго, пекущемуся о монастырском братстве Святой Женевьевы, в том году исполнилось сорок пять лет. Он был невысок, круглолиц и седовлас. Темно-серые глаза смотрели на собеседника очень внимательно и даже с некоторым осуждением, словно он знал о всех ваших грехах и неподобающих мыслях. Упрямо поджатые губы подчеркивали этот образ, заставляя трепетать любого, на кого он обращал свой взгляд. Аббат был неприхотлив в еде и скромен в одеяниях, чем, надо заметить, выгодно отличался