тебе пути. Жизнь человека – не совсем то, что жизнь тех, кто с Иага, и смерть, какой знают ее люди, – не то, что смерть того, кто с Иага. Освободи же меня из этой клетки искалеченного, слепого мяса, и вновь стану я Йогой с Иага, увенчанный утром, сияющий, и будут у меня крылья, чтобы летать, и ноги, чтобы плясать, и глаза, чтобы глядеть, и руки, чтобы брать!
В нерешительности приблизился Конан к чуждому существу, и Иаг-Коша, или Йога, который, несомненно, ощутил его колебания, показал ему, куда он должен нанести удар. Конан закусил губы и глубоко вонзил меч в грудь чужеземца.
Кровь хлынула на меч и руки. Йога еще раз содрогнулся, а затем остался лежать неподвижно. Удостоверившись в том, что жизнь покинула странное тело, Конан принялся за свою кровавую работу и вынул на свет божий сердце Йоги, хотя оно ни в коей мере не походило на человеческое. Он занес еще пульсирующий орган над сверкающим камнем и сжал его обеими руками, пока кровавый дождь не полился на драгоценность. К удивлению Конана, кровь не стекала вниз, а впитывалась в камень, словно в губку.
Осторожно взял Конан камень в руку и покинул необыкновенный покой. Он не оглядывался назад, ступая на серебряную лестницу, инстинктивно чувствуя, что изменения, происходящие с фигурой на мраморном ложе, не предназначены для взора глаз человеческих.
Он закрыл за собой дверь из слоновой кости и, не мешкая, сбежал вниз по ступенькам. Ни мгновения он не думал о том, не пренебречь ли ему указаниями. У двери из эбенового дерева, центр которой украшал – или уродовал – серебряный череп, он остановился и толкнул ее. Он заглянул внутрь, в покой, отделанный черным деревом и гагатом, и увидел, что на черном шелковом диване лежит рослый, тощий человек. Глаза Яры, жреца и чародея, были раскрыты и затуманены курениями желтого лотоса. В бесконечные дали, в бездонные пропасти, в непостижимые для любого человеческого существа чертоги, казалось, глядел он.
– Яра! – крикнул Конан, точно судья, возглашающий приговор. – Проснись!
И тут же глаза прояснились, холодными и жестокими были они, как у грифа. Высокая, закутанная в шелка фигура поднялась и мрачно посмотрела на киммерийца.
– Собака! – зашипел он, как кобра. – Чего ты здесь ищешь?
– Тот, кто посылает тебе этот камень, просил меня направить к тебе такие слова: «Иаг-Коша шлет тебе свой последний дар и последнее свое чародейство».
Яра отшатнулся. Его смуглое лицо посерело, как зола. Драгоценный камень не был больше кристально прозрачным. Его темная глубина пульсировала, и странные дымные волны, меняя цвет, клубились над его гладкой поверхностью. Точно притягиваемый неимоверной силой, склонился Яра над столом, взял камень обеими руками и вгляделся в его затуманенную глубину, словно камень был магнитом, вытягивающим его дрожащую душу из тела. Конан разглядывал его и поначалу не верил своим глазам. Ибо, когда Яра поднялся