жизнь – товарищ Сталин, портреты которого были развешаны по всей квартире, а также на даче.
Маленькие фотографии любимого лежали у Григория Константиновича в кармашке портмоне, чтобы можно было в любое время и в любом месте, достав кошелек, полюбоваться на великого вождя. С товарищем Сталиным тесть разговаривал, приняв грамм сто почти неразбавленного спирта, советовался, как поступить, и сетовал на нынешнюю жизнь.
Иосиф Виссарионович относился к этому с пониманием – выслушивал, кивал головой, соглашаясь, и даже подмигивал, когда Мышидзе выдавал особо интересные идеи. А в особых случаях даже говорил: «Правильной дорогой идете, товарищ!» Одобрение Сталина придавало Григорию Константиновичу уверенность в завтрашнем дне.
Ежиков схватил тряпку, баночку и вышел на балкон. Там он быстрым и уверенным движением высыпал камни в баночку. Сопли забулькали и запузырились.
«Ну вот, ничего не заметно, совсем ничего», – с удовлетворением констатировал Виталий Александрович.
Он закрыл банку, крепко замотал изоляцией и прилепил надпись: «Кислота! Не трогать! Не вскрывать!» Банку Ежиков спрятал на балконе, в шкафу с инструментами. Туда никто не сунется, это уж точно.
Виталий Александрович прислушался: тесть с тещей прекратили кричать и стали собираться на дачу, копать огород. Когда дверь за ними, наконец, закрылась, Ежиков решил подремать немного в их комнате, уж очень он не выспался.
Он включил Леночке телевизор: как всегда утром в субботу показывали мультики. Дочка сразу же уставилась в экран. Можно было смело идти отдыхать. Только Виталий Александрович опустил голову на подушку, как раздался визг. Это буянила соседка. Она раз в неделю выгоняла мужа из квартиры, грозясь никогда больше не пустить обратно. Тот покорно ночевал на коврике перед дверью, на лестничной площадке. Соседи были алкоголики со стажем, далеко не в первом поколении.
«Поспать не удастся», – подумал Ежиков, вышел в прихожую и приник к глазку.
– Убивают! – голосила соседка. Она в стрингах и в майке выскочила из квартиры с каким-то свертком в руках и изо всех сил швырнула в мужа, который еле успел увернуться. Раздался грохот. По полу полетели осколки керамической плитки, – я… щас милицию вызову, пусть тебя посадят, – заплетающимся языком сказала соседка и стала набирать номер.
«Когда же это кончится?» – подумал Ежиков. Впрочем, все уже кончилось. Соседка, не успев набрать номер, как-то сникла, смачно плюнула в сторону удаляющегося мужа и запела:
– Танцуй, Россия, и плачь, Европа, а у меня самая, самая, самая красивая опа, – при этом она покачивала соответствующей, почти голой, частью тела.
«Да, уж, опа, так опа, не дай бог», – подумал Виталий Александрович. «Опа» была огромная и целлюлитная.
Ежиков вернулся в комнату. Все же ему удалось немного поспать. Проснулся Ежиков за час до выхода из дома, быстренько оделся. Он был готов к поездке.
– Инна! Я поехал! Вернусь через дня три, может, через неделю, как пойдет, – Виталий Александрович