улыбчив, не готов сиять, правильно отвечать на тупые и абсолютно однотипные вопросы коммунистических старцев и лобызаться с мужчинами в морщинистые уста, так что в составе встречающих если и оказываюсь, то редко, и как правило, в задних рядах.
Биография родителей, полагаю, если играет в этом какую-то роль, то исчезающе маленькую. В основном – собственное моё нежелание, ну и пожалуй – неправильная физиономия и манеры.
Причём претензии отнюдь не к еврейству, как можно было бы ожидать, а скорее к тому, что я слишком – «не советский» типаж. Все мои роли, в том числе и не случившиеся, они либо белогвардейские, либо дворянские… хотя казалось бы!
Перебирая воспоминания, отбрасываю одно за другим – не годится, и это не годится…
Ведь напиши я правду, и через три дня подробности письма будет обсуждать весь Посёлок! Весь!
А там и Колька Второв с папашей активизируются, и… не знаю, но найдутся и другие. Я ж тогда, пока с телом не сжился, со стороны одержимого, наверное, напоминал… да и так-то, как и у любого мальчишки, хватало искренних, неподдельных врагов.
Одно на другое если наложилось у кого в голове, триггернуть может не на шутку!
А у отца? А у мамы? Они ж не святые, и среди людей жили, как все.
Кому-то ноги оттоптали, кто-то им… а теперь, если рассказ о нашей жизни разойдётся кругами по воде, так сразу всё вспомнится!
Наверняка ведь найдутся те, кто поскрипит зубами, помучается бессонницей пару ночей или пару недель, да вспомнит классику советского эпистолярного жанра – то есть анонимки и доносы…
… потому что – не как все, потому что – лучше стали жить! А советская общественность, кто бы что ни говорил, это не только про дружбу, но и про ведро с крабами[10].
Это ж здесь, в СССР, а потом и в России, фраза «Ты что, самый умный?» звучит угрозой, а ещё чаще звучит пожелание стать проще. Как все…
А у меня жизнь и без того достаточно сложная, чтобы писать, зная, что оно непременно аукнется неприятностями…
… и не зная, что делать, я просто лежал, глядя в потолок и вспоминая посёлок, и чувствуя, как с каждой минутой отдаляюсь от Ваньки и Лёхи, и во мне будто рвётся что-то очень важное…
… и я не знаю, что делать, потому что всё – хуже.
– Можно? – приоткрыв дверь, заглядываю в танцкласс, ни на секунду не прекративший занятия из-за такой ерунды, как я. Подумаешь, фифа! У нас не на каждого генерала отреагируют! Так, покосятся…
– Савелов? – быстро взглянул на меня хореограф, не прекращая контролировать учеников, – Выздоровел?
– Да, Павел Игнатьич, – протягиваю справку.
– Ну смотри… – пробежав её глазами, качнул головой наставник, не став продолжать.
– Да точно, точно! – понял я недосказанное, – Пал Игнатьич, я же не балбес какой! Мне не голову проломили, а просто кожу рассекли! На третий день