что раны его на спине начали кровоточить.
Когда полдень миновал, и солнце стало удаляться от зенита, Элдину стало немного легче. Но изнурительный переход под палящим солнцем, жажда, голод и не зажившие раны сказывались, поэтому Элдин не смог даже улыбнуться, когда впереди, наконец, завиднелся силуэт друга.
Эстор стоял, выставив вперёд ногу и опершись на неё, глядел вдаль, ожидая возвращения Элдина. Едва завидев вдалеке его фигуру, Эстор с радостным криком бросился ему навстречу и буквально подхватил на руки ослабевшего друга. Увидев его обожженное солнцем лицо светлого, а не смуглого цвета, Эстор сразу же всё понял и не стал ни о чём спрашивать своего друга. Впрочем, Элдин вряд ли сейчас сумел бы что-нибудь рассказать вразумительно. Элдин был без плаща в одной накидке и в рубахе, волосы слиплись от пота на ничем неприкрытой голове, ясные серые глаза лихорадочно горели на измождённом исхудалом лице. Эстор молча расстелил на остывающем песке плащ, висевший у него на руке, и, не без пререканий, уложил на него Элдина. И тому ничего не оставалось делать, как молча смотреть на друга, который вытащил из походной сумы флягу и протянул ему. Элдин с помощью друга приподнялся и жадно приник губами к фляге. Вода была тёплой, и не охлаждала его, но она, по крайней мере, утолила мучавшую его жажду. И сейчас она казалась ему лучшим даром. От этой волшебной столь желанной пресной воды Элдину стало намного легче: взгляд его прояснился, бледность немного отступила, он попытался подняться, но Эстор строго остановил его:
– Ну что там! – нетерпеливо спросил Эстор, как только его друг смог говорить внятно. – Будет война.
– Да, – прохрипел Элдин, – 18 Августа.
И потерял сознание.
Эстор перекинул через одно плечо снятый плащ. Подхватил на руки Элдина и словно куль перекинул через другое плечо.
Эстор шёл, проклиная про себя Бернара, который категорически запретил ему брать с собой лошадь. На слова Эстора о том, что наверняка уставшему Элдину будет тяжело идти пешком, Бернар ничего не сказал, лишь посмотрел на Эстора с видом человека, не привыкшего сдаваться без боя.
«А если он будет ранен? Ведь всё может случиться. Не заставлять же мне его пешком идти, – сделал Эстор ещё одну попытку образумить своего сурового друга. – Что я его на руках понесу?»
Но Бернар и слушать не пожелал:
«Ничего, здесь недалеко, донесёшь. Но я думаю, до этого дело не дойдёт. А конь вам только мешать будет. Лошадь не верблюд ей в песках не пройти. Вы только зря время потеряете».
Больше он не сказал ни слова. Эстор недовольно ворча, вышел из палатки.
Элдин временами приходил в сознание, приоткрывал глаза, но видел перед собой только серую мглу да чувствовал нестерпимую боль во всём теле. Потом он снова впадал в забытьё.
Эстор с негодованием думал:
– ну что ему стоило дать мне коня. Всё равно им сейчас в лагере