молчала, эффект был бы сильней, а так она наговорила того, о чем понятия не имела. В отличие от Лариссы, которая прекрасно знала, как у Траста нынче обстоят дела, как сильно он возбужден и что шепчет его ненаглядная невеста об их почти что брачных отношениях, которым, похоже, не суждено стать по-настоящему супружескими.
Именно поэтому Ларисса, не сдерживаясь больше, подошла к толстой стерве и, брызгая слюной, расхохоталась прямо в ее щекастую, лоснящуюся от жира рожу.
– Милуется с суженой? С любимой?! Да твой сынок, как и ты, жирная ты колбаса, позабыл имя этой девки и никак не может вспомнить. Но не из-за этого его детородный орган никак не наполнится мужской силой, несмотря на все ласки твоей обожаемой невестки. Не из-за этого… – Тут Ларисса захлебнулась смехом, закашлялась, осознав вдруг истинную причину мужской слабости Траста в присутствии его невесты. – Неумело, кстати, ласкает твоего сыночка твоя невестка, больно ему делает, хотя, судя по ее стараниям, она вовсе не девственница.
– Ты лжешь, падаль! – Кряхтя, постарев разом лет на двадцать, Миррайя поднялась. Ее лицо в свете луны превратилось в обтянутый высохшей кожей череп с пустыми глазницами, от обильных телес не осталось и следа, только позелененные мхом кости с обрывками гнилой кожи на них, а густые рыжие волосы ее изъела плесень.
Ларисса моргнула, луна на миг потухла над ее головой – и наваждение сгинуло. Над ней возвышалась жирная туша коровы в людском обличье. Обычная деревенская колбаса, разве что похотливая сверх меры.
– Я, гнилое мясо, дохлятина и мертвечина, все-все-все знаю про твоего сыночка, про твоего маленького паршивца. Потому что чувствую все-все-все происходящее с Трастом: каждый его вдох освежает мне грудь, каждый чих щекочет мне нос, каждую каплю пота с его лба его ладонью вытираю. А ты, жирная колбаса, все это чувствуешь? Нет? А хочешь, я помогу ему наконец-то ублажить шлюху-невесту? – После этих слов Миррайя, стоически сдерживавшая напор Лариссы, попятилась, но бежать ей было некуда, Ларисса отсекла ее собой от спасительной повозки и запряженной в нее спящей стоя коровы. – Хочешь, колбаса, сделаю это?! Прямо сейчас буду с ним и с его подружкой. Помогу ему?!
И вот тут мать Траста сделала то, что заставило Лариссу отшатнуться и вскрикнуть от страха: Миррайя перекрестилась.
И не важно, забывшись или же преднамеренно, надеясь остановить нападки Лариссы, сделала это мать Траста. За такой жест четвертуют и сжигают на центральной площади Моса! Любые проявления религии – как и само слово «религия» – под запретом на Разведанных Территориях. Ведь из-за религии – и не только из-за нее – случилась Третья мировая!.. Судя по самодовольному лицу, Миррайя взяла себя в руки, но раскаиваться в содеянном даже не думала.
– Однажды тебя, колбаса ты жирная, сожгут на очистительном костре.
Ларисса еще много чего сказала бы Миррайе, но вернулся Траст с невестой, а при нем ругаться