ценой, что размениваться! Вот мой девиз! Надо мне быть выше вас, рядошных головастиков!
Каких головастов? Я сам уже почти бредил женскими мечтами, уже опять мерещился откуда-то свыше голос Элины или как ее там и будет ли счастливое время? А то ли не её голос, уже не разберешь. И надо ли ждать богиню или вот Польянка покладистая, ну Катинка прямо, разве что цвет чуть-чуть другой в очах… не ручей быстрый, а будто озеро с темными кувшинками? Ах, то ли у меня в глазах потемнело пятнами? Брр!
– Но не пойму, Элизер? Так ценишь нежно ты Валерию свойну али что? И что же так ревностен ко всем, а вот… гм… живой муж же у ней? Тоже пользуется денно-нощно, а ты молчишь, не разумею этого! Получается, и она неверная тебе?!
– Ах, Гаэль, Гаэль! Говорят же киники-проповедники: все женщины от одной произошли, и у всех один же тайный голос, когда ночью зовут. Что мне мастер ея – его судьба кормить ее и нарядами дворцовыми окручивать! Ха! Кто-то же должен гряду поливать, чтобы мог ты утром из палаты выйти и вдыхать сластный сей цвет… А будет Володьяр, так и отрешит его царской жреческой волей. Не карентийка, так можно.
В этот момент еще факел погас и Эламир буквально почернел лицом, абы запутанный черт. Уже не светлый и прической неровен, мешки подвечные натяготились и будто темным вином залит до середины зенок:
– Но вот что выскажу тебе, Гаэль! По винной нашей дружбе! Но язык брешный срежу, ежели сболтнешь, и все едино пьян или трезв! Ждал развлечься с ней и нахлебным приятелям праздным гордые сопатки утереть, но сыскал в ней дар тайный, что у других не… Как тебе донести? Вот медовый сбитень чистейший, что не горчит ни до, ни после, а только хмель золотой тяжелый на языке, и уже кто мне короли?
И голос его тожно потяжелел, лиясь неровно, сбиваясь и комкаясь в горячий хрип:
– Кто мне князья ваши заморские? И кто мне ты, друг Гаэль? Но когда открывает ночью голос свой, одна и суща золотом посреди черных времен – аки Валькирия зовущая! Любовь ли? Обманка колдовская? Богиня ли продажная? Да не знаю и знать не хочу, но кто мне ее перешагнет, кто позарится для забавы, будь хоть сам Глах-бородач… душу вырежу до полудня!
И вырезал… Жестко вживая, вырезал на столе свежее V – белые раны на затертой столешнице, будто сияющие собственным светом в трактирной полумгле.
А я? По дуропьяни воспомнил было Катинку нежную и небольшую цену ее и выкрикнул тоже грубое ругательство… и тож-тож-тож хотел кинжал занесть, но не знал, какую букву резать. Буквы плыли перед взором… будто веселые девицы… плясали на стене в желтых полупрозрачных робах, но блестящей никакой не было. И почему-почему-почему… будто жизнь непутевая комком подступила к горлу и ажно икнулся-рыгнулся на грязный стол горьким вином: почему же такой хороший день так истосковался к ночи?
2
На июльские ноны Эламир вызвался в государственную экспедицию развеживать новые серебряные копи: Маренций дал добро, ибо денег на величественный флот, которого требовал красавец Ламарх на борьбу с пиратами, никак не хватало. Неизвестно,