старый знакомый артист Скавронский:
– Что ты там топчешься, проходи!
Скавронский – как обычно, слегка подшофе – обнимает Лёдю и ведет к толстяку с цепью:
– Шпиглер, это юный талант, о котором я вам говорил!
Исаак Шпиглер, крещеный еврей, был известным антрепренером, владельцем театральной труппы «Буфф». Антреприза его бывала более удачной, бывала менее, но, независимо от суммы денег в кассе, толстяк всегда снимал лучший номер в лучшей гостинице города. Потому что он был уверен, что, как говорили в старой Одессе и как повторяют сегодня, «понты дороже денег».
Лёдя, подталкиваемый другом Скавронским, подходит к Шпиглеру, учтиво склоняет голову и представляется:
– Утесов. Леонид.
А Шпиглер безо всяких представлений указывает ему место за столом и задает вопрос в лоб:
– Петь умеете?
Лёдя не успевает открыть рот, как Скавронский отвечает:
– Я же говорил: у него бархатный голос!
Волоокая дама-вамп в ажурной шляпе, играя жемчужным ожерельем на груди, замечает:
– Вот и хотелось бы, Скавронский, услышать его голос, а не ваш!
Скавронский шутливо раскланивается:
– Как пожелаете, мадам Арендс!
– Мадмуазель, – кокетливо уточняет дама-вамп и оборачивается к Лёде: – Так что же, мы вас слушаем…
Лёдя благодарно улыбается ей, слегка задумывается и не находит ничего лучшего, чем затянуть шедевр, за который когда-то получил свой первый гонорар:
Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он…
Шпиглер взмахивает пухлой рукой:
– Хорошо, хорошо! Только учтите: ничего оперного вам день грядущий не готовит. Так – водевильчики, куплетики…
– А я еще на скрипке могу, – сообщает Лёдя.
– Скрипки тоже не надо! Короче, вы желаете работать в нашем театре «Буфф»?
– В театре?! – Лёдя задыхается от неожиданности. – Желаю, да!
– Ваши условия?
– Условия?.. Мои?..
– Ну, не мои же, – смеется красавица Арендс, наблюдая мучения Лёди. – Шпиглер, дайте ему семьдесят, он милый мальчик.
– Семьдесят?! – изумляется Лёдя.
Скавронский под столом наступает ему на ногу. А Шпиглер ворчит:
Таких денег я платить не могу. Если он так хорош, как вам кажется, дам шестьдесят пять. И сейчас— аванс.
Шпиглер отстегивает Лёде из толстого портмоне несколько хрустящих купюр.
Лёдя обалдел от счастья. Такая сумма гонорара – из какой-то сказки. Последний раз он получил два рубля за выход со Скавронским в интермедии «Разбитое зеркало». А тут сразу: семьдесят… шестьдесят пять… целое состояние, дивный сон! Но самый прекрасный сон может легко обернуться совсем не прекрасной явью, и потому Лёдя поспешно, чтоб не передумали, исполняет ускоренную комическую пантомиму: нервно прячет деньги, не попадая в карман незнакомых брюк Михаила, энергично трясет